Иногда гридирон делался в виде дыбы, как на рисунке слева, чтобы иметь возможность прибегнуть к комбинированной пытке. Обычно упоминания о подобной пытке мы находим только в житиях святых. Так, на этой решетке был замучен святой Лаврентий. Христианку Веру из Акватании в 287 г. положили на решетку для пытки огнем и буквально зажарили, а потом обезглавили. В действительности редко прибегали к подобной пытке. Во-первых, было достаточно легко убить допрашиваемого, во-вторых, существовала масса более простых, но не менее жестоких истязаний.

Если говорить о пытке огнем или поджаривании на горячих углях, то обычно ограничивались поджариванием пяток. Конечно, никто не отрицает существование этого вида истязания, но применение ее уже в Средние Века в Европе было более чем скромным.

Пытка святого Лаврентия на гридироне.

Из нашумевшей в свое время книги Samuel Clarke "A General Martyrologie containg a collection Of All the Greatest Persecutions VVhich have Befallen the Church of Christ..." опубликованной в 1654. Вот, кстати и гравюра, демонстрирующая мучения первых христиан. Более достоверным фактом применения такой казни является расправа польскими панами над участниками восстания на Украине в 1620 г.

Тогда детей руководителей восстания на глазах у связанных матерей положили на решетку и раздували угли, поджаривая живых младенцев.

Немного о такой пытке, вернее, подготовки к ней, из романа В.Скотта "Айвенго"
Бедного еврея втолкнули в тюремный подвал замка, находившийся глубоко под землёй, глубже, чем дно окружающего рва, и потому там было очень сыро. Свет проходил туда лишь через одно или два небольших отверстия, до которых пленник не мог достать рукой. Даже в яркий полдень эти дыры пропускали очень мало света, и задолго до захода солнца в подвале становилось темно. Цепи и кандалы, оставшиеся от прежних узников, висели по стенам темницы. В кольцах одних кандалов торчали две полуразрушенные кости человеческой ноги, словно здесь один из заключённых успел не только умереть, но и превратиться в скелет.

В одном конце этого зловещего подземелья находился широкий очаг, над которым была укреплена заржавевшая железная решётка.

Экспонат с "Выставки орудий пыток" из Петропавловской крепости СПб.

Он снова движением руки подозвал невольников и сказал им что-то вполголоса на их языке: Фрон де Беф побывал в Палестине и, быть может, именно там научился столь варварской жестокости. Сарацины достали из своих корзин древесного угля, мехи и бутыль с маслом. Один из них высек огонь, а другой разложил угли на широком очаге, о котором мы говорили выше, и до тех пор раздувал мехи, пока уголья не разгорелись докрасна.

— Видишь, Исаак, эту железную решётку над раскалёнными угольями? — спросил Фрон де Беф. — Тебя положат на эту тёплую постель, раздев догола. Один из этих невольников будет поддерживать огонь под тобой, а другой станет поливать тебя маслом, чтобы жаркое не подгорело. Выбирай, что лучше: ложиться на горячую постель или уплатить мне тысячу фунтов серебра? Клянусь головой отца моего, иного выбора у тебя нет.

— Невозможно! — воскликнул несчастный еврей. — Не может быть, чтобы таково было действительное ваше намерение! Милосердный творец никогда не создаст сердца, способного на такую жестокость.

— Не верь в это, Исаак, — сказал Фрон де Беф, — такое заблуждение — роковая ошибка. Неужели ты воображаешь, что я, видевший, как целые города предавали разграблению, как тысячи моих собратий христиан погибали от меча, огня и потопа, способен отступить от своих намерений из-за криков какого-то еврея?.. Или ты думаешь, что эти чёрные рабы, у которых нет ни роду, ни племени, ни совести, ни закона, ничего, кроме желания их владыки, по первому знаку которого они жгут, пускают в ход отраву, кинжал, верёвку — что прикажут… Уж не думаешь ли ты, что они способны на жалость? Но они не поймут даже тех слов, которыми ты взмолился бы о пощаде! Образумься, старик, расстанься с частью своих сокровищ, возврати в руки христиан некоторую долю того, что награбил путём ростовщичества. Если слишком отощает от этого твой кошелёк, ты сумеешь снова его наполнить. Но нет того лекаря и того целебного снадобья, которое залечило бы твою обгорелую шкуру и мясо после того, как ты полежишь на этой решётке. Соглашайся скорее на выкуп и радуйся, что так легко вырвался из этой темницы, откуда редко кто выходит живым. Не стану больше тратить слов с тобою. Выбирай, что тебе дороже: твоё золото или твоя плоть и кровь. Как сам решишь, так и будет.

— Так пусть же придут мне на помощь Авраам, Иаков и все отцы нашего племени, — сказал Исаак. — Не могу я выбирать, и нет у меня возможности удовлетворить ваши непомерные требования.

— Хватайте его, рабы, — приказал рыцарь, — разденьте донага, и пускай отцы и пророки его племени помогают ему, как знают!

Невольники, повинуясь скорее движениям и знакам, нежели словам барона, подошли к Исааку, схватили несчастного, подняли с полу и, держа его под руки, смотрели на хозяина, дожидаясь дальнейших распоряжений. Бедный еврей переводил глаза с лица барона на лица прислужников, в надежде заметить хоть искру жалости, но Фрон де Беф взирал на него с той же холодной и угрюмой усмешкой, с которой начал свою жестокую расправу, тогда как в свирепых взглядах сарацин, казалось, чувствовалось радостное предвкушение предстоящего зрелища пыток, а не ужас или отвращение к тому, что они будут их деятельными исполнителями.

Тогда Исаак взглянул на раскалённый очаг, над которым собирались растянуть его, и, убедившись, что его мучитель неумолим, потерял всю свою решимость.

Процедура была настолько проста, насколько и жестока, о чем можно судить из самого текста судебного приговора:

"Заключенного после суда возвратить в то место, откуда он был доставлен и поместить в темную комнату, где положить его на спину. На нем не должно быть никакой одежды кроме набедренной повязки.

Затем возложить на него столько тяжелых грузов, сколько он может вынести, и даже больше. Кормить его только черствым хлебом и поить только водой, причем пусть он не пьет воды в тот день, когда ест, и не ест в тот день, когда пьет воду.

Гравюра 1876 г. Peine Forte Et Dure
И так поступать до тех пор, пока он не умрет" ("Curiosities of Cowell's "Interpreter").
Позже в эту процедуру внесли кое-какие изменения, хотя эта казнь не стала гуманнее от подобных нововедений:
"Заключенного после суда возвратить в то место, откуда он был доставлен, поместить в темную комнату с низким потолком, разложить его на голом полу, безо всякой подстилки, руки же его посредством веревок притянуть к углам камеры; то же сделать с ногами. Затем возложить на него столько тяжелых грузов, сколько он может вынести, и даже больше. Из пищи давать ему три куска ячменного хлеба ежедневно, воду же доставлять ему не проточную, а из какой-нибудь придорожной канавы. И так поступать до тех пор, пока он не умрет".

Применялась ли подобная пытка к женщинам?
Как ни печально, но да. Самым известным случаем было истязание Маргариты Клитроу (Margaret Clitherow) 25 марта 1586 г., впоследствии канонизированной католической церковью.

Она родилась в 1556 г. в богатой семье крупного торговца воском по фамилии Middleton в Йорке, ее отчим был лордом-мэром Йорка. Благодаря Генриху VIII в Англии произошел раскол церкви на Англиканскую и Римско-католическую. Она вышла замуж за Джона Clitherow, богатого мясника, в 1571 году (в 15 лет) и родила ему троих детей. Она обратилась в католицизм в возрасте 18 лет, в 1574 году. Ее муж Джон поддерживал католиков. хотя сам был англиканцем (его брат был католическим священником). Она поддерживала гонимых католических священнослужителей. давала им приют в своем доме, на одной из старейших и богатых улиц Йорка Shambles, ее сын, Генри, покинул Англию и стал католическим священником в Реймсе.
Peine forte et dure или смертельный прессинг
<=== Дом в Йорке, где укрывались католики. Вид ночью.
В 1586 году, она была арестована и допрошена в йоркском суд за укрывательство католических священников. Она отказалась отвечать, чтобы не допустить суда, понимая, что иначе ее дети будут также допрошены и их будут пытать. Судьи и советники суда все как один подчеркивали страшные мучения пытки в тщетных попытках убедить ее сознаться. Недопившись этого, они сказали Маргарет было сказано, что ей будут класть на грудь все более тяжелые камни до тех пор, пока она не признается или не умрет от удушья. Не в силах сломить ее упорного молчания, судьи приказали применить смертельный прессинг. Она была замучена в страстную пятницу 1586 г. Два сержанта, которые должны были пытать женщину,  наняли четыре отчаянных нищих вместо себя, чтобы убить ее. Она была обнажена, лицо ей завязали платком, ее положили спиной на острый камень, руки и ноги растянули в стороны. распяв ее на полу, на грудь истязуемой положили дубовую дверь и навалили на нее массу тяжелых камней. Палачи рассчитывали, что острие камня сломает ей позвоночник, под действием веса сверху. Как сказано в протоколе допроса на несчастную поместили груз, все увеличивая и увеличивая его, пока не дошли до 700-850 фунтов весом.

"A sharp stone, as much as a man’s fist, was put under her back; upon her was laid a quantity of seven or eight hundredweight at the least [406 Kgs/896 lbs], which breaking her ribs, caused them to burst forth of the skin”.

Такой вес переломал пытаемой ребра, так что их отломки пронзили кожу и вышли наружу. Пытка, а точнее, убийство, длилась 15 мин. и вес дошел почти до 400 кг. Груз сняли с тела замученной только через шесть часов. Мертвой женщине отсекли руку, сейчас она хранится как реликвия в церкви Bar Convent в Йорке.
Ее отчим, лорд-мэр Йорка, заявил, что женщина покончила самоубийством, остальные члены комиссии заявили, что она была явно сумасшедшей.

Пытка Маргарет Клитроу

Королева Елизавета I написала властям Йорка, что ее ужасает жестокость приговора, который они вынесли несчастной женщине. В письме говорилось, что королева предпочитает чтобы подобная пытка не применялась к женщинам.

В 1970 г. Маргарет была причислена католической церковью к лику святых. На ее доме в Йорке установлена памятная доска о подвиге несгибаемой мученицы. 30 августа празднуется день этой святой .
Это был едва ли не самый тяжелый груз, примененный при подобной пытке. Другие упрямые преступники, включая William Spigott (1721) и Edward Burnworth, через полчаса под весом в 400 фунтов (180 кг) признались во всем и умоляли о пощаде.

Хотя были и такие, как майор Strangways (1658) и John Weekes (1731), отказывавшиеся признаться и под весом 400 фунтов (180 кг), так что их добили милосердные тюремщики, ужаснувшиеся страданиями осужденных и усевшиеся на доску с грузом.

В 1740 г. некоего Мэттью Райана судили за ограбление. Когда его арестовали, он прикинулся сумасшедшим, содрал с себя все одежды и разбросал по камере. Тюремщики так и не смогли заставить его одеться; в суде он появился в чем мать родила. Там он прикинулся глухонемым, не желая признавать себя виновным. Тогда судья повелел жюри присяжных обследовать его и сказать, был ли он сумасшедшим и глухонемым по воле "Божьей” или "по собственному умыслу”. Приговор жюри был — "по собственному умыслу”. Судья еще раз попытался разговорить узника, однако тот никак не реагировал на обращенные к нему слова. Закон требовал применения пен-форт-эт-дюр, однако судья, пожалев упрямца, отложил пытку на будущее, надеясь, что тот, посидев в камере и хорошенько подумав, образумится. Когда тот снова предстал перед судом, повторилось то же самое, и суд, наконец, вынес страшный приговор: применить "смертельный прессинг”. Приговор привели в исполнение два дня спустя на базарной площади в Килкенни. Когда ему на грудь навалили грузы, он умолял повесить его, однако не во власти шерифа было что-либо изменить.

("Террифик Реджистер”, Эдинбург, 1825).

Единственный известный случай "смертельного прессинга" в американской истории был во время знаменитого процесса Салемских ведьм, когда одного из обвиняемых, Джайлса Кори (Giles Corey, варианты Cory или Coree) задавили до смерти 19 сентября 1692 года за то, что он отказался признать правомочность суда. Фермер Джайлс Кори вступился за жену, обвиненную в ведовстве, но в результате был арестован и сам. 

Богатый землевладелец Кори знал, что, если суд признает его виновность, его имущество отойдет короне. Он решил, что, если не признает права суда, его нельзя будет судить и приговорить, и он таким образом сохранит свое имущество. Рассерженный суд приговорил Кори к "строгой и мучительной пытке".
Пытка Жиля Корея

Гравюра John Clark Ridpath (1840-1900)
из "Cyclopedia of Universal History", 1923

Его привезли на салемские поля, распластали на земле и положили сверху большую деревянную доску. На доску стали по одному класть камни. Через некоторое время вес стал столь велик, что у Джайлса вывалился язык изо рта.
Шериф Джордж Корвин тростью запихал его обратно. На все вопросы Кори отвечал требованием увеличить груз. На него навалили еще камней и еще, пока его совсем не раздавило. Обвинители сочли такое наказание справедливым. По их утверждению, Джайлс согласился подписать договор с дьяволом после того, как дьявол пообещал ему, что он никогда не попадет на виселицу.

Память о Джайлсе Кори, умершем такой необычной смертью, сохранилась в балладе:

Джайлс Кори был сильным волшебником и упрямым негодяем. Ему не хотелось висеть на высокой робинии. Поэтому, когда ему пришлось предстать перед судом магистрата, он решил ни в чем не сознаваться и хранить молчание. "Джайлс Кори, — спросили судьи, — что ответишь ты тем, кто обвиняет твою душу в преступлениях и ужасных поступках?" Джайлс Кори не сказал ни слова, ни слова не произнес он. "Что ж, — сказали судьи, — мы выдавим из тебя признание". Они раздобыли тяжелую доску и положили ему на грудь, затем нагрузили ее тяжелыми камнями, которые давили на него. "Еще кладите, — сказал негодяй, — еще!" — кричал он. Но так ни в чем и не признался и умер ужасной смертью.

Зажав жертве нос, ее заставляли проглотить 4 литра воды, если производилась "ординарный допрос". Если же допрос был "экстраординарным" объем воды доходил до 8-9 литров. В одном случае описано, как женщине влили в рот аж 2 ведра воды.

При пытке ноздри допрашиваемого закрывали и через воронку вливали в рот жидкость, которую ему приходилось глотать, в ряде случаев использовали, показанную на рисунке, пыточное ложе, не дававшее человеку двигаться. Иногда вместо воды использовали уксус, или даже мочу, смешанную с жидкими испражнениями.
Достаточно часто вливали горячую воду, почти кипяток, чтобы усилить страдания жертвы.

Ниже я приведу описание подобного допроса, данное Шарлем де Костером в его "Уленшпигеле".

...палач раздел ее догола, сбрил ей все волосы на теле и всю осмотрел, чтобы убедиться не скрывает ли она какого-либо чародейства, уложил ее и привязал веревками к скамье. Он покрыл ей мокрым полотном грудь, живот и бедра и потом, подняв за один край скамьи, стал вливать в Каталину горячую воду - так много, что вся она точно распухла; потом он поставил скамью.
Судья спросил, сознается ли она в преступлении. Она ответила знаком, что нет. В нее влили еще горячей воды, но Каталина извергла все обратно

Воронку вставляли в рот жертвы и ей зажимали нос, так, что у человека не было иного выбора, кроме как глотать вливаемую в рот жидкость, перед тем как сделать новый вдох. Все это повторяли достаточно долго, чтобы влить в желудок максимальное количество жидкости. Затем угол наклона тела обвиняемого меняли, его укладывали на спину в горизонтальное положение и вес наполненного желудка сдавливал легкие и сердце.
Чувство нехватки воздуха и тяжесть в груди дополняла боль от растянутого желудка. Если этого было недостаточно для того, чтобы заставить признаться, палачи клали доску на раздутый живот истязуемого и давили на него, усиливая страдания пытаемого. Пытка водой применялась особенно часто, поскольку после нее тело осужденного было в достаточно хорошем состоянии, чтобы выдержать долгую мучительную казнь.
Эта пытка применялась и в наше время японскими милитаристами в лагерях для военнопленных. нередко они давали на наполненный живот допрашиваемого или топтали его с такой силой, что разрывали желудок. Нет данных забыта ли сейчас пытка водой, хотя можно предполагать, что нет.

Чуть ниже я привожу прекрасное описание допроса из "Истории знаменитых преступлений" А.Дюма "Маркиза де Бренвилье"

Первый секретарь перечел приговор, и с этого момента приговоренной должен был заниматься палач; маркиза узнала
его по веревке, которую он держал; она холодно смерила его взглядом с hoi до головы и, не произнеся ни слова, протянула ему руки. Судьи один за другим стали уходить, и тут открылись взору разнообразные орудия пытки. Маркиза мужественно бросила взгляд на скамьи и кольца, причинившие столько мучений и исторгшие столько воплей, и, увидев приготовленные для нее три ведра с водой, с улыбкой обратилась к секретарю, не желая разговаривать с палачом:
— Сударь, наверное, здесь столько воды, чтобы меня утопить? Пегому что при моем росте вы, надеюсь, не собираетесь всю ее влить в меня?
Палач, не ответив ни слова, сорвал с нее накидку, а затем все остальные одежды, оставив ее совершенно нагой, и подвел к стене, где усадил на кобылу высотой два фута, используемую для обычной пытки.
Первым делом у маркизы снова спросили имена ее сообщников, каков состав яда и состав противоядия от него, но она ответила точно так же, как перед тем доктору Пиро, и только добавила:
— Если вы не верите моим словам, тело мое в вашей власти, можете его истязать.
После такого ответа секретарь дал знак палачу делать свое дело.
Тот сперва привязал ноги маркизы к кольцам, вбитым в пол на небольшом расстоянии друг от друга, потом опрокинул ее и руки закрепил в стеновых кольцах, отстоящих друг oт друга примерно на три фута. Таким образом голова ее оказалась на той же высоте, что и ноги, меж тем как туловище, подпертое кобылой, выгнулось дугой, как если бы она лежала на колесе. Дабы сильней вытянуть члены, палач повернул рукоять на два оборота, отчего ее ноги, находящиеся примерно в футе от колец, приблизились к ним на шесть дюймов.
Здесь мы вновь прервем наш рассказ, чтобы воспроизвести протокол:
"На малой кобыле во время вытягивания она несколько раз повторила:
— О Господи, я умираю, умираю, хотя сказала всю правду.
Ей влили воды (Вливание воды производилось следующим образом: возле палача стояли четыре чайника, вмещающих каждый но две с половиной пинты воды для обычного допроса, и восемь чайников той же емкости для чрезвычайного, что составляло при обычной пытке десять, а при чрезвычайной двадцать пинт воды, каковую пытаемого и вынуждали проглотить; палач держал в руке рог, вмещающий полный чайник; этот рог он вставлял в рот пытаемому и после каждых двух с половиной пинт давал несколько секунд передышки, чтобы тог мог признаться; если же он продолжал запираться, пытку продолжали, пока не опорожняли все чайники. Часто случалось, что пытаемый сжимал зубы, препятствуя в гой мере, в какой мог, пытке; тогда палач большим и указательным пальцами зажимал ему нос, пытаемому приходилось открыть рот, чтобы вздохнуть, и палач, воспользовавшись этим, вставлял ему рог.
Французская пинта равнялась 0,93 л. (Примеч. автора.), она сильно дернулась, задрожала и произнесла следующие слова:
— Вы убиваете меня.
Спрошенная о сообщниках, ответила, что таковых у нее не было, кроме одного, который десять лет назад попросил у нее яду, чтобы избавиться от жены, но что этот человек давно уже умер.
Ей влили воды, она несильно дернулась, но говорить не пожелала.
Ей влили воды, она несильно дернулась, но, судя по виду, говорить не желала.
Спрошенная, почему, коль скоро у нее не было сообщников, она писала из Консьержери Пенотье, прося его сделать для нее все, что в его возможностях, и напоминая, что ее и его интересы в этом деле совпадают.
Ответила, что у нее никогда не было сведений, что Пенотье был в сговоре с Сснт-Круа по части ядов, и сказать противное значило бы солгать перед своей совестью; поскольку же в шкатулке Сент-Круа нашли записку, касающуюся Пенотье, и поскольку она его часто видела с Сент-Круа, то подумала, что дружба между ними могла бы привести и к продаже яда; в таковом сомнении она решила написать ему, по притом как если бы это было и вправду, полагая, что оный поступок не может пойти ей во вред; Пенотье либо состоял в сообщничестве с Сент-Круа, либо нет, и ежели он состоял, то подумал бы, что маркиза сможет его выдать, и потому сделал бы все, чтобы вырвать ее из рук правосудия, а ежели не состоял, то оставил бы письмо без внимания, вот и все.
Ей вновь влили воды, она сильно задергалась, но сказала, что на этот предмет не может показать ничего другого, кроме того, что уже показала, потому как в противном случае поступила бы против совести”.
На этом обычная пытка была завершена: маркиза выпила уже греть того количества воды, которой, как она сказала, вполне достаточно, чтобы утопить ее; палач прервался, чтобы подготовиться к чрезвычайной пытке. Вместо кобылы высотой в два фута он подсунул ей под спину кобылу в три с половиной фута, отчего изгиб ее тела еще усилился, но так как при этой операции длина веревок не была увеличена, члены ее вытянулись еще сильней, и веревки гак впились ей в щиколотки и запястья, что потекла кровь; пытка продолжалась, прерываемая только вопросами секретаря и ответами допрашиваемой. Что же касается криков, то их, казалось, никто не слышал.
"Во время вытягивания на высокой кобыле она несколько раз промолвила:
— Боже мой, вы же меня разорвете! Господи, прости меня! Господи, смилуйся надо мной!
Спрошенная, не желает ли она сказать ничего другого насчет своих сообщников.
Отвечала, что ее могут убить, но солгать и тем погубить свою душу не заставят.
Вследствие чего ей влили воды, она встрепенулась, задергалась, но ничего говорить не пожелала.
На требование открыть составы ядов и соответствующих им противоядий.
Сказала, что не знает, какие субстанции входят в их состав, единственно помнит, что входят туда жабы; что Сент-Круа никогда не открывал ей этого секрета; впрочем, она думает, что он не сам их составлял, а делал их ему Глазе; припоминается ей также, что некоторые из них являются просто-напросто очищенным мышьяком;
чю же касается противоядия, ей известно только молоко. а другого она не знает, и Сент-Круа ей говорил, что, если при первых признаках отравления выпить чашку молока вместимостью в стакан, можно ничего не бояться.
Спрошенная, имеет ли она что-нибудь добавить.
Ответила, что сказала все, что знала, и что теперь ее могут убить, но ничего больше из нее не вытянут.
Посему ей влили воды, она слабо дернулась, сказала, что умирает, другого же ничего не пожелала говорить.
Ей влили воды. она сильно содрогнулась, дернулась, по говорить не стала.
Ей опять влили воды, она не стала дергаться, а громко простонала:
— Господи! Господи! Смерть моя пришла! Иного же ничего говорить не стала. После чего, не причиняя ей боле вреда, ее отвязали, сняли с козел и обычным порядком отнесли к огню”.
У этого огня, то есть лежащей на пыточной подстилке возле камина в комнате тюремного смотрителя, и нашел ее доктор Пиро; не чувствуя в себе сил перенести подобное зрелище, он попросил у маркизы разрешения покинуть ее и пойти отслужить мессу, чтобы Господь ниспослал ей терпения и мужества. Как видно, достойный доктор не зря молился.

При одной из модификации этой пытки жертву сперва наполняли водой, а потом подвешивали за ноги и били по наполненному животу. при слишком усердных палачах вода текла изо рта истязуемого с примесью крови, а то и просто разрывая желудок. Две последние картинки работы Г.Пичарда из комикса "Кровавая графиня" как раз иллюстрируют такую пытку.

В ряде случаев в воронку клали полотняную ленту и лили воду, ток которой заставлял ленту проникать в пищевод, иногда вместо ленты использовали полотняную трубку, по которой медленно вливали воду, что приводило к раздуванию и удушению жертвы. Если этого было недостаточно, материю вытаскивали, вызывая внутренние повреждения, а затем вставляли опять и процесс повторялся.
Описание такой пытки есть в приведенном на сайте прекрасном рассказе "Четыре дня страданий", отрывок из которого, посвященный данной пытке приводится ниже:

Теперь он направился прямо к прекрасной Диане, которая вскрикнула от ужаса, видя его. Она забила ногами, пытаясь вырваться, но солдаты заломили ее бедные руки и вытолкнули в темный коридор. Ее привели в достаточно просторную комнату двумя этажами ниже уровня земли. Воздух внутри пропитался едким запахом кала, мочи и рвоты, тусклый свет чадящего масляного светильника освещал камеру пыток. В центре застенка была лестница, лежавшая на двух больших бочках. Прямо под ней проходила сточная канава, заполненная грязной водой и человеческими испражнениями. Диану грубо подтолкнули к лестнице и опрокинули на нее. Ей прижали руки к бокам и всю опутали толстой веревкой. Стежки больно впились в тело, опоясав ее поверх плеч, врезавшись в груди, обвив каждую ногу развели в стороны бедра и, спустившись ниже, притянули каждую лодыжку к ступенькам лестницы. На ее голову одели деревянную коробку, открытую сверху, сделавшую невозможным ее любое движение. Широкая кожаная лента легла на лоб и плотно прижала ее голову к основанию короба.
Подойдя к беспомощной пленнице, Джаспер снова принялся ее допрашивать. Несчастная не знала ответа ни на один из них, да и вообще не понимала половины того, о чем ее спрашивали. Палач кивнул подручному, тот подошел к скрученной женщине и засунул ей в ноздри две деревянные грушевидные затычки, так что теперь та могла дышать только через рот. Второй подручный достал большую воронку и попытался засунуть ее трубку в рот допрашиваемой, но та стиснула зубы и попыталась сопротивляться. Усмехнувшись, Джаспер стал у ее разведенных бедер и так сильно ущипнул ее за клитор, что Диана заорала от боли. Она все еще не позволяла запихнуть себе в рот воронку и истязатель продолжал крутить и сдавливать это нежнейшее место женщины, пока она не сдалась. Обезумев от боли, красавица открыла рот и подручный глубоко втолкнул туда воронку. Джаспер приказал ей глубоко вдохнуть и через воронку полился первый кувшин воды. У несчастной Дианы не было выбора. Если бы она не стала глотать всю эту воду, она бы захлебнулась. Она пила и пила текущую из воронки воду, вот уже больше литра, пока, наконец, кувшин не опустел. Задыхаясь, пленница кашляла и отплевывалась, горло ее пылало, она хрипло, с трудом дышала.
Прошло минут десять. Джаспер решил, что она оправилась от пытки и вновь начал задавать ей вопросы. Молодая узница только плакала и умоляла о пощаде. Когда подручный поднял новый кувшин с водой, она рванулась изо всех сил и стиснула зубы, не давая засунуть воронку. Джаспер вновь впился в ее клитор, но она продолжала упорствовать. Тогда он схватил железные щипцы и со всей силой сжал этот чувствительный бугорок, тело допрашиваемой выгнулось дугой и обмякло, из ее уст вырвался душераздирающий крик. Полубесчувственной жертве разжали рот и воткнули воронку. В этот раз вода хлынула прежде, чем она успела вдохнуть воздух. Ее глаза выкатились из орбит, лицо побагровело, она захлебывалась и кашляя пыталась выплюнуть душившую ее воду. Внезапно ее щеки посинели и она безвольно распростерлась на лестнице. Палач выдернул воронку, опасаясь, как бы женщина не задохнулась. Ее оставили в покое, корчась и хрипя, она широко раскрытым ртом пыталась вдохнуть побольше воздуха.
пытка водой в сочетании с полледро
Когда ее оставили в покое, ожидая чтобы она пришла в себя, чья-то мягкая ладонь ласково коснулась лица несчастной. Это была Госпожа Ипграйв, которая прижавшись губами к ее уху шепнула, что упираться бессмысленно, это приведет только к лишним мукам и унижениям. Когда истязуемая увидела очередной кувшин с водой, она покорно открыла рот и позволила запихнуть в него воронку. Она глубоко вдохнула и начала глотать, хлынувшую ей в глотку воду. Теперь вода проходила заметно легче, но к этому моменту она выпила уже почти шесть литров и ее желудок болезненно растянулся. Она чувствовала, как к ее горлу подступает рвота, но очень быстро поняла, что с заткнутыми ноздрями ей не удастся извергнуть распиравшую ее жидкость.
Когда палачи зачерпнули из стока четвертый кувшин, несчастная жертва взмолилась о пощаде, но Джаспер сказал, что они не прекратят пытку, пока она не назовет имена мятежников. Диана не сопротивлялась, но ее живот был настолько раздут, что малейший глоток вызывал мучительную боль. Узница с трудом заставляла себя проглотить, заливавшую горло воду, чтобы не захлебнуться. Растянутый до неимоверных размеров желудок, давил на диафрагму и мешал ей дышать.
Когда перед ее глазами появился пятый кувшин она уже не смогла сделать вдох, как делала это раньше. Ей показалось, что поток воды бесконечен, задыхаясь и корчась от дикой боли в переполненном желудке и пылавшем горле, она глотала и глотала. Кашляя и задыхаясь, она почувствовала, как сильная струя мочи брызнула между ее бедер и полилась в сток под лестницей, откуда палачи набирали кувшины.
Шестой, седьмой и восьмой кувшины превратили допрос в жуткую агонию. Она корчилась и вопила, как грешники в аду. Ее чудовищно раздутый живот был как на девятом месяце беременности, ей с трудом удавалось сделать крошечный глоток воздуха. Ее лицо посинело, вены на шее вздулись, глаза были выпучены, широко разинутым ртом, она, словно выброшенная на берег рыба, ловила воздух, при каждом вдохе из ее ободранного горла вырывались жуткие хрипы.
Джаспер сделал последнюю попытку выбить из нее имена заговорщиков, скрутив ей сосок он пригрозил, что прибегнет к еще более жестоким пыткам, если она не прекратит запираться. Корчась от боли, Диана прерывающимся голосом попросила прикончить ее. Джаспер принес льняную полосу, сантиметров пять шириной и около полутора метров длиной, на ее конце он завязал крепкий узел. Подняв воронку, заплечных дел мастер засунул туда узел и еще сантиметров двадцать этой льняной полосы. Диана попыталась не дать засунуть ей в рот воронку с узловатой лентой, но подручный зверски рванул зубчатыми клещами ее левую грудь, заставив женщину захлебнуться страшным воплем и воронку благополучно воткнули ей в рот.
Пытка маркизы де Бренвиллье
Девятый кувшин воды полился через воронку, глотая воду, Диане пришлось проглатывать и эту странную ленту, устремившейся с током жидкости ей в глотку, а затем в пищевод. По телу юной мятежницы прошла страшная судорога, глаза вылезли из орбит, вены на шее набухли, словно толстые веревки, казалось они вот-вот лопнут. Когда кувшин опустел, началась новая пытка. Она хрипела и задыхалась, судорожно кашляла, воздух едва проходил сквозь заполнившую ее горло, пищевод и желудок, мокрую ткань. Она проглотила почти все полтора метра, так что снаружи оставался лишь небольшой конец, сантиметров двадцать длиной. Пару минут спустя ее лицо стало багрово-синюшным, как у повисшего в петле висельника, грудь задыхающейся женщины часто вздымалось, соски отвердели от удушья. Она корчилась, веревки врезались в ее тело, почти до крови обдирая нежную кожу, все мышцы напряглись точно струны, сведенные мучительными конвульсиями. Как только она начала впадать в забытье, Джаспер схватил за оставшийся снаружи конец ленты и медленно начал вытаскивать ее из горла мученицы.

Диана широко раскрыла свои чудесные изумрудные глаза, они выкатились из орбит, ей показалось, что ее начали выворачивать наизнанку. Выползавшая из ее рта ткань была пропитана кровью, и, вот наконец, узел рванул ее глотку и вышел наружу. Задыхаясь и кашляя, она в первые секунды не могла сделать ни единого глотка воздуха, слюна текла из ее рта, она разевала рот ловя воздух. Беспомощная жертва была почти в полуобморочном состоянии и оглядевший ее лекарь велел немедленно прекратить пытку, иначе узница не доживет до утра.

Ничего не соображающую женщину волоча за ноги, протащили по коридору, ее живот был раздут, как на последнем месяце беременности, распахнув дверь камеры ее, точно мешок швырнули рядом с потерявшим сознание мужем. Жжение в ее вывернутых плечах нельзя было даже сравнить с жуткой болью в переполненном животе и чудовищную ломоту в почках и пояснице. Ее приковали к стене за руки и оставили в темноте, безвольно повисшую на цепях. Придя в себя, она провела много мучительных минут, пытаясь избавиться от воткнутых в ноздри затычек. Наконец ей удалось сжав губы и выдохнув изо всех сил вытолкнуть одну из них. В ушах стреляло. Как только она смогла дышать через нос, ее желудок напомнил о себе и изо рта распятой забила мощная струя рвоты. Следующие три часа ее беспрерывно рвало, бесконечным поток текла моча, пока она не почувствовала, что наконец-то опорожнилась от насильно влитой в нее жидкости.

В Великобритании двухсотлетней давности поступали ещё хуже. Известен (задокументирован в архивах) случай с хромым стариком-заключённым, которого надзиратель за неповиновение на неделю посадил в ступенчатое колесо – изобретение знаменитого инженера, сэра Уильяма Кьюбита.

Подобное колесо злосчастья нельзя назвать пыткой в чистом виде, т.к. определённую пользу для общества, аналогично тем же каменоломням, оно всё-таки предусматривало. Просто однообразный, тяжёлый, вгоняющий в отчаяние, но не Сизифов труд, когда прекратить ходьбу или бег никак нельзя. Для того, чтобы предотвратить падение, заключённые держались за поручни: и так на протяжение всего рабочего дня (от 8 до 12 часов с короткими перерывами). В таком виде оно успешно просуществовало до начала Первой Мировой войны. Пытке на ступенчатом колесе подвергся даже Оскар Уайльд.

На рисунке видно, что за счёт людей приводились в действие мельничные жернова и помпы, служившие водокачкой. Габариты колеса Кьюбита считались поистине гигантскими: 1,82 метров в диаметре и длиной окружности в 6 метров. Тредвилл выглядел почти как гребное колесо парохода. У него было даже 24 мелких лопасти, медленно вращавшихся вместе с колесом снизу вверх, делая 4-6 оборотов в минуту. Подобным образом заключённые «проходили» десятки километров ежедневно и в итоге становились калеками.

Хорошо, хоть к женщинам Тредвилл не применяли – после того, как в 1824-ом году у одной из них прямо на колесе произошёл выкидыш.

Наконец, третьим похожим устройством может по праву считаться тяжеленный барабан из Лондонской исправительной тюрьмы Пентонвиль (1890-ый год), вращаемый всё теми же силами заключённых при помощи рычага. За день его следовало прокрутить определённое количество раз, а на рычаге, чтобы жертвы не сачковали, имелся счётчик оборотов. Чтобы заработать на еду, барабан нужно было прокрутить от 1800 до 5400 раз. Тех, кто был слишком слаб для выполнения заданной нормы, сажали в одиночную камеру и морили голодом. История упоминает пятнадцатилетнего подростка Эдварда Эндрюса, который попал на «барабан» за кражу куска мяса, затем был брошен в карцер, где должен был отсидеть три месяца. Мальчик предпочёл повеситься.