В феврале нападения продолжились с той же частотой, но зверю перестало «везти» — людям чаще удавалось от него уйти. Тем не менее, зверь в течение всей весны 1765 года нападал так же часто — через день. 5 апреля ему удалось напасть на группу из четверых детей и убить их всех — им не повезло так, как Жаку Портфе и его друзьям.
Был конец января, когда волк напал на трех сельскохозяйственных рабочих среди бела дня. К счастью, у них были железные вилы, и они не ударились в панику. Борьба продолжалась, как показалось крестьянам, несколько минут, но на самом деле, видимо, она заняла около тридцати секунд. Люди с угрожающими криками и проклятиями старались проткнуть зверя вилами, а он пытался добраться до них - через некоторое время волк, рыча, убежал, но защищавшиеся не знали точно, удалось ли им его ранить. Удачливая троица поспешила в ближайшую деревню, чтобы поведать свою историю.

абочие сообщили властям, что волк был размером с корову, с очень широкой грудью, длинным гибким хвостом с кисточкой на конце, как у льва, вытянутой мордой, как у борзой, с небольшими заострёнными ушами и большими, выдающимися из пасти клыками. Шерсть у Зверя была, согласно большинству очевидцев, желтовато-рыжая, но вдоль хребта на спине у него была необычная полоска тёмной шерсти. Иногда речь шла о крупных тёмных пятнах на спине и боках. Нападал он в горизонтальном положении, а потом вставал на дыбы, как лошадь, и бил передними лапами.
(Стоит отметить, что такое описание почти полностью соответствует описанию хищника гиены, за исключением его размеров)

Эпизод со спасением тринадцатилетнего Жака Портфе и его товарищей от Жеводанского Зверя привлек внимание короля Франции — Людовика XV, который наградил юношей, повелев выдать им 300 ливров.
Удачливость этих людей и мстительность их обидчика можно оценить по тому факту, что за несколько дней, прошедших после его столкновения с работниками фермы, этот зверь загрыз двух женщин и ребенка.
Те счастливчики, что оказались за пределами области, в которой от волчьих клыков и когтей продолжали погибать люди, проявляли некоторый скептицизм по поводу того, что все эти страшные дела творит волк. Большинство, конечно, приписывало их очень коварному оборотню; другие считали, что это какое-то иное свирепое животное.

Ловкость, с которой зверь совершал свои нападения, а также его свирепость и безжалостность наводили на мысли о сверхъестественном монстре. И такого ужаса нагнал волк за несколько месяцев своими злодеяниями на запуганных жителей, что они решили устраивать облавы. В одной из них участвовало около тысячи человек. Хотя в лесу вспугнули и убили несколько больших волков, ко всеобщему разочарованию, ни один из них не напоминал людоеда.

То, что все усилия оказались на прасными, стало ясно в начале февраля, когда очередной жертвой волка стал молодой парень. Он был жестоко изранен, но остался жив благодаря своей собаке, которая, защищая хозяина, с невероятной отвагой набросилась на волка и заставила зверя оставить добычу.

Затем в середине марта чудовище разорвало на части девушку. И стало очевидным, что дело принимает серьезный оборот.

Вести о людоеде достигли Парижа, и Людовик XV приказал принять немедленные меры в отношении зверя из Жеводана. Начались поиски отважного человека, способного перехитрить волка. Выбор пал на знаменитого в то время охотника Филиппа Доневаля. В Нормандии он убил свыше тысячи этих зверей. Получив приказ короля, Доневаль немедленно отправился в Жеводан. С ним были его сын, помощники и самые сильные и надежные охотничьи собаки.

Зимой и весной он нападал на людей не так регулярно, как год назад — по три-четыре раза в месяц. Однако летом аппетиты Жеводанского зверя обострились, и нападения участились — до 1 ноября, когда, убив 12-летнего Жан-Пьера Олье около деревни Сушер, Зверь неожиданно снова канул в никуда — тем неожиданнее, что особо крупной охоты на него в это время не велось и особенно крупных волков, в отличие от предыдущего года, охотники не убивали. Всего за конец 1765 года и весь 1766 год Зверь совершил 41 нападение.
Волк не появлялся в течение 122 дней, то есть до весны 1767 года. 2 марта 1767 года Зверь убил мальчика у деревни Понтажу и возобновил свою «кровавую жатву», причём с двойной энергией, совершив в течение одного апреля 8 нападений, а в течение одного мая — 19 (в общей сложности 36)
В отчаянии жители решили сами бороться с монстром, но, как и прежде, результатов эта борьба не принесла.

Волк настолько осмелел, что в поисках беззащитных жертв подходил очень близко к домам. В конце марта он утащил мальчика восьми лет, игравшего возле дома, и обезумевший от горя отец, отправившийся на поиски своего ребенка, нашел его растерзанные останки в полутора километрах от дома. Следующей жертвой стал старик, и хотя он был жестоко изранен, ему повезло, поскольку вмешательство проходящего мимо жителя спасло ему жизнь. Затем на некоторое время наступило затишье, а в самый разгар лета нападения возобновились. Зверь загрыз еще двух детей, пасших овец, и грустный перечень кошмарных нападений пополнялся до осени.
Жители снова решили принять отчаянные меры для уничтожения страшного врага, казавшегося порождением сумрачных лесов Жеводана. Они, например, раскладывали отравленную пищу, которой мог заинтересоваться волк. Это вполне могло помочь в борьбе с каким-нибудь заурядным' животным, но огромный волк был слишком хитер, чтобы попасться на такую немудреную приманку. Крестьяне расставляли ловушки и капканы, но они оставались пустыми, и даже немногие скептики, полагавшие, что имеют дело с обычным волком, поколебались в своем убеждении, решив, что это должно быть, все же сверхъестественное существо.
И все же избавление было близко. Жители сами освободились от тирании этого монстра, превращавшего каждую одинокую деревушку, каждую лесную тропу, каждую лужайку в страшное место. Жеводанский зверь властвовал над лесами этой области больше двух лет, проявляя презрительное безразличие ко всем попыткам поймать и убить его. Возможно, именно это безразличие и привело его к гибели.

Местный аристократ, маркиз д'Апше, потеряв надежду на помощь короля, решил организовать несколько облав на людоеда. Местные жители с энтузиазмом откликнулись на призыв маркиза. Но хотя застрелено было много волков, людоеда среди них не оказалось. 19 июня 1766 года маркиз устроил еще одну облаву, на которую собралось не менее трех сотен человек. Опять в местных церквях произносились молитвы, и должно быть, многим из собравшихся на лужайке в тот далекий день казалось, что и эта новая охота обречена, как и все предыдущие, на неудачу. Но облава началась, и лес наполнился криками, звуками рожков и редкими выстрелами охотничьих ружей.

Один охотник по имени Жан Шастель находился в лесу недалеко от местечка Сон довер, будучи чрезвычайно религиозным человеком он, зарядил своё ружье освящёнными серебряными пулями. Время уже перевалило за полдень, загонщики продвигались. Шастель слегка притомился. Вдруг раздался треск и на лужайку из чащи выпрыгнул гигантский волк. Он остановился перед Шастелем и посмотрел на него, и в этот момент охотник выстрелил в упор, затем перезарядил ружье и выстрелил повторно. Две серебряные пули достигли цели — волк был убит наповал. Шастелем с волнением подбежал к трупу и, к своему великому восторгу, увидел, что это необычный волк.

Было похоже, что наконец-то охотникам повезло и они убили людоеда. Как и волк, убитый де Ботерном, павший от руки Жана Шастеля зверь отличался огромными размерами и выглядел весьма необычно для волка. Королевский нотариус, бальи королевского аббатства Шазе Рош-Этьен Марен при помощи врачей Антуана Буланже и Кур-Дамьена Буланже, а также доктора Жана-Батиста Эгульона де Ламота из Соже обмерил тело зверя и составил его описание. Убитый Шастелем зверь был мельче убитого де Ботерном — лишь 99 см от верха головы до основания хвоста (что, однако, намного больше размеров обычного волка); тем не менее, у него была непропорционально крупная голова с сильно вытянутой мордой и длинными клыками и очень длинные передние ноги (чего не было у зверя из Шаз). Внимание осматривавших тело привлекло весьма необычное устройство глаза, а именно наличие третьего века — тонкой мембраны, которая могла прикрывать глазное яблоко. Зверь был покрыт очень толстой серо-рыжеватой шерстью с несколькими черными полосами, а это было особенностью волка, умертвившего столько людей. И, наконец, когда животное вскрыли, в его желудке обнаружили фрагменты плечевых костей девочки, погибшей накануне.

Ряд очевидцев, видевших Жеводанского Зверя ранее, опознали его в убитом Шастелем монстре. На теле зверя нашли множество шрамов от ран разной давности; внизу правого бедренного сустава нотариус обнаружил дробовое ранение и нащупал под коленным суставом три дробинки — эту рану Зверю нанес лошадник де Лаведрин ещё в 1765 году, выстрелив в него из ружья. Таким образом, можно с достаточной долей уверенности считать, что убитое Жаном Шастелем животное и было тем самым Жеводанским Зверем.
Тушу волка возили по всему Жеводану из города в город, чтобы убедить поселян в смерти Зверя; затем, опять же набив из неё чучело, доставили королю Людовику, чтобы Жан Шастель мог получить вознаграждение. Но на этот раз чучело было сделано плохо и под палящим солнцем стало портиться, и король, посмеявшись над Шастелем и его заявлениями, приказал поскорей закопать останки.
Жители сами воздали должное Шастелю: они собрали деньги и передали их человеку, избавившему Жеводан от напасти, терзавшей его более двух лет. За этот период ужасной смертью погибло более ста человек и много жителей было искалечено или сильно изранено. Зверь, застреленный Шастелем, был людоедом, этого нельзя отрицать, поскольку со смертью волка нападения немедленно прекратились

Затем наступает эра Волка, его покровитель — бог Велес. Волк — очиститель, его даже называют санитаром леса. И приход этой эры связан с очищением мира. По представлениям славян, мир, как и лес, очищается дождем. Поэтому, скорее всего, нас ожидают потопы и наводнения, но они не будут носить характер глобальной катастрофы.

А вот выдержка из «Книги Велеса»: «Вновь и вновь приходила великая стужа. И многие стали говорить, что не нужно обращаться к Роду, поскольку нет успокоения огнищанам. Будем-де мы лучше сами по себе в лесах или в горах обитать. И были изречены те слова родичами. И весьма рассердился и стал лютовать из-за того решения Бог Сварог (к Сварогу мы еще вернемся). И наказание великое уготовил, и смятение горам. И славяне в ночи пробудились из-за великого грома и дрожания земли. И вот слышат они, что кони в горах ржут.

И обуянные страхом сбежались в толпы, и побежали вон из селений, а овец оставили. А утром увидели разрушенные дома, одни вздыбленные, другие обрушенные, а иные в дыре великой в земле пропали так, что и следа не осталось, словно их не было. И оскудели славяне, и не имели ничего, чем прокормить себя. И сказали отцу Яруне: «Веди нас вон отсюда». Прежде был славянский род в горах великих и высоких. Там мы землю пахали и заботились об овцах, и выводили овец пастись в травы. И однажды люди были пробуждены, потому что кони громко ржали под облаками. И услышали мы это, и страх обуял нас, и мы боялись, что не сможем уберечься. А после был великий мор и голод. И ушли мы из Края Иньского, и пошли, куда глаза глядят. И то же самое претерпели праотцы наши. И потому были отцом Яром уведены в Край Русский, ибо, оставаясь, претерпели бы многое от ранних холодов. И тогда дошли мы до сего места и поселились огнищанами на Земле Русской. И так прошли мы две тьмы (20 000 лет). И многое мы знали, и делали в очагах сосуды гончарные, и пахали хорошую землю, а также умели разводить скот, как отцы наши... И пришел на нас злой рок. И напал на нас, и мы были принуждены укрыться в лесах, и жили мы там охотниками и рыболовами. И там мы могли уклониться от угрозы. Так мы пережили одну тьму (10 000 лет) и начали грады и огнищанские села ставить повсюду.

После другой тьмы был великий холод, и мы отправились на полдень, потому что там места злачные». Но «не его мощам чудеса творить...» — вот единственное, что можно было бы на это возразить. Славян, как всегда, пытаются оградить от испытаний. Не очень удачный подход и позиция, хотя бы потому, что славяне существуют на этой Земле не на отдельном пространстве, они — часть мира, часть цивилизации. Славянам придется «хлебнуть» по полной и в 2012-м, когда испытания охватят весь мир, без деления последнего на континенты, страны и расы.

Не Атлантида же они, в конце концов: «В продолжение многих поколений, покуда не истощилась унаследованная от Бога природа, правители Атлантиды повиновались законам и жили в дружбе со сродным им божественным началом: они блюли истинный и во всем великий строй мыслей, относились к неизбежным определениям судьбы и друг другу с разумной терпимостью, презирая все, кроме добродетели, ни во что не ставили богатство и с легкостью почитали чуть ли не за досадное бремя груды золота и прочих сокровищ. Они не пьянели от роскоши, не теряли власти над собой и здравого рассудка под воздействием богатства, но, храня трезвость ума, отчетливо видели, что и все это обязано своим возрастанием общему согласию в соединении с добродетелью, но, когда это становится предметом забот и оказывается в чести, оно же идет прахом, а вместе с ним гибнет и добродетель.

Пока они так рассуждали, а божественная природа сохраняла в них свою силу, все их достояние... возрастало. Но когда унаследованная от Бога доля ослабела, многократно растворяясь в смертной примеси, и возобладал человеческий нрав, тогда они оказались не в состоянии далее выносить свое богатство и утратили благопристойность.

Для того, кто умеет видеть, они являли собой постыдное зрелище, ибо промотали самую прекрасную из своих ценностей; но неспособным усмотреть, в чем состоит счастливая жизнь, они казались прекраснее и счастливее всего как раз тогда, когда в них кипела безудержная жадность и сила. И вот Зевс, Бог богов, блюдущий законы…». Это все о цивилизации, история которой прервана была первым глобальным «парадом планет», уничтожившим всё — и удивительные отношения между людьми, и культуру, и веру в силу закона.

Начало Светлых времён, то есть рассвета, начнётся в Священное Лето 7521 от Сотворения Мира в Звёздном Храме (С.М.З.Х.) или в 2012 году от Рождества Христова. У индейцев Майя календарь ночи Сварога тоже заканчивается в 2012 году, 22 декабря.

И как сказано в древних писаниях, нам надо ждать невероятных перемен, связанных с переходом. Теперь остаётся только предполагать, какие события ждут нас, будь то грандиозный военный конфликт или природный катаклизм.

Так наступает рассвет – эпоха Волка, санитара природы, под покровительством одного из Прародителей Славяно-Арийцев – Бога Велеса (есть предсказание также в Эдде: "хлынут воды на Землю и очистят её от скверны")

Я шёл в самом конце. Один, с опущенной головой, словно мне было стыдно, не торопился, чтобы не обогнать последние ряды. В голове крутились разные мысли, идеи и затеи. Мне уже надоело здесь, и хотелось домой. Но до возвращения оставалось чуть больше недели, и я грустил и скучал, неуверенно топая за своим отрядом.
Когда мы проходили мило лесной тропинки, мне приспичило отойти. Недолго думая я свернул к тропинке, уходящей в глубь леса. Сделав свои дела, я замер – из леса доносился вой. Сначала я испугался и собрался бежать к своим, но мой взгляд упал на щенка, скулившего и озирающегося по сторонам. С опаской подойдя ближе, я присел на одно колено и дотронулся до его шерсти. Она была мягкая, словно лён, и красивая: светло-рыжего цвета с тёмными пятнами на спине и белой шерстью над глазами. Я осторожно провёл рукой по шерсти, потом по голове щенка. Его янтарные глаза смотрели на меня, словно он пытался понять, что я буду делать дальше.

Я сидел и смотрел в глаза щенка. И только сейчас начал понимать, что передо мной самый настоящий волчонок. Его глаза просили о помощи, поддержке. Проведя рукой по его шерсти, я замер – волчонок дрогнул, когда я провёл по его задней правой лапе, и зарычал. Ему было больно. Он не мог идти, его лапа сильно болела. Это и мне, не просвещённому в ветеринарии, было ясно. Волчонок лежал и жалобно скулил. Я не знал, что делать. Поднимать волчонка я боялся. Сейчас даже не помню чего я боялся больше: ощутить остроту клыков или причинить ему боль. Я сидел и смотрел в глаза волчонка, но не знал, что мне делать. Прошло не более четверти часа, когда сделав глубокий вдох, я стал медленно поднимать раненного хищника на руках. Волчонок был тяжеловатым, но, верив, что его можно вернуть в родную стаю, я медленно направился в глубь леса, откуда доносился приглушённый вой. Становилось не по себе, ведь вой принадлежал взрослому волку. По спине прошёлся холодок.

Я шёл всё дальше, на вой, не задумываясь о том, как я выберусь из леса и выберусь ли вообще. Я нёс волчонка, как курьер несёт ценный груз: боясь его повредить, лишний раз дёрнуть, неаккуратно положить. Нет, груз это, в основном, какая-то вещь, а у меня на руках лежал волчонок – живое существо, которое дышит, живёт и боится за свою жизнь. Идя сквозь лес, ориентируясь лишь на вой, который становился громче и отчётливее, резал слух и сводил с ума, я озирался, нет ли кого по близости, чтобы помогли волчонку. Моих знаний, вернее их полное отсутствие, в области ветеринарии явно было мало. Всё чем я мог руководствоваться – воспоминания из курса биологии о том, как помочь человеку, сломавшему руку. Это лучше чем ничего, но я не знал, как это применить в случая волчонка.

Тропа заканчивалась. Впереди виднелась поляна, а волчий вой стал оглушающим. Мы вышли на поляну, на которой бы свободно вместилось несколько фур, с возможностью развернуться. Я окаменел. На ней, ближе к противоположной стороне поляны, лежала волчица, у которой сосали молоко четверо волчат. В центре участка, стоял волк, как я понял самец. Он смотрел в небо. И выл. Его голос был наполнен грустью и страхом.

Волчонок, лежавший на моих руках, за время пути задремал, но услышав знакомый вой, он попытался вскочить, но лапа не дала ему это сделать и тот всего лишь заскулил. Волк прекратил выть и повернул голову в мою сторону. Он смотрел на меня так, словно хотел испепелить глазами. По спине поползли мурашки. Я осторожно, идя вдоль края поляны, шёл к волчице с волчатами. В моей голове вертелось только две мысли: волчонок голоден и не нападёт ли его отец на меня из-за того, что я иду к волчице и к его потомству. Когда волчица встала, не дав волчатам насытиться материнским молоком, я замер. Волчонок, лежавший на моих руках, посмотрел на неё и радостно заскулил. Положив волчонка возле его матери, я отошёл к ближайшему дереву и сел, облокотившись спиной на тёплую кару. От дороги до поляны мы с волчонком прошли около километра. И это, практически, на прямую. Естественно в отель вернуться я не мог, дорогу не запомнил, да и ориентироваться не на что.
Я сидел и молча наблюдал за волчьей семьёй. Да, именно семьёй. Волчица вылизывала горе-беглеца, приглаживая его шерстку и готовя к ужину, волк следил за остальными волчатами. На меня они не обращали внимания.

Я улыбнулся и начал задумываться о том, как же вернуться в лагерь. Смотря в небо, чистое, с белоснежными облаками, мне хотелось остаться тут на пару дней. Именно в лесу. Остаться и наблюдать за этими животными, с которыми меня свела случайность. Или не случайность? Может это судьба? В полнее возможно. Я сидел и думал, смотря на голубое покрывало в вышине.

К реальности меня вернули волчата, которые решили осмотреть незнакомца. Они подошли ко мне и сели на траву, взяв меня в полукруг. Судя по всему они сидели уже несколько минут, словно думали кто я и могу ли я им причинить вред. Один из них, наверное самый смелый, игриво цапнул меня за правую руку. Нет, боли не было, даже царапин от клыков, словно волчонок цапнул меня одними губами. Я посмотрел на него и провёл рукой по его голове. Остальные, как оказалось это были три самки, смотрели на него с некоторой завистью и досадой, что не подошли первыми. Улыбнувшись, я протянул руку и провёл по шерсти ближайшей юной волчицы, сидевшей слева от меня. Она подняла свою мордочку и посмотрела на меня. Её пасть была приоткрыта, словно она улыбалась. Остальные волчицы могли только злиться, на сестру-предательницу. Заметив это, мне пришлось прекратить гладить своих друзей и переключиться на скучавших сестёр, сидящих передо мной. Их зависть тут же сменилась игривым огоньком в глазах.

Прошло всего пять минут, может меньше, как волчата сидели на моей груди, а я лежал на земле. Со стороны это походило на игру "царь горы": волчата, сгоняя друг друга с моей груди, пытались забраться на неё, чтобы я погладил победителя. За это игрой я не заметил как начало темнеть. Появился прохладный ветерок. Нужно было возвращаться, но куда мне идти? Дорогу я не знал, а плутать в темноте не хотелось.

Ближе к полуночи, когда глаза начали слипаться, а два волчонка, свернувшись в пушистый комок на моей груди, мирно посапывали, я задремал. Ночь накрыла лес звёздным ковром. Я спал. Как никогда раньше: тишина, прохладный ветерок развевает волосы, тихо посапывают волчата и свежий лесной воздух, которого так не хватает в городе, щекочет нос. В эту ночь я видел, наверное, самый странный сон в своей жизни: я иду по лесу, а вокруг меня идут волки. Их много. Десятка два или три. Мы идём тихо, легко, словно летим. Деревья начинают расступаться и…

Меня разбудил чей-то шершавый язык, который лизал мой нос. С трудом открыв глаза, я увидел зелёные глаза волчицы. Она смотрела на меня, как на своего волчонка, который шлялся всю ночь по грязным местам, а ей приходится его мыть. Невольно поморщившись, я сел и провёл рукой по гладкой шерсти волчицы. Она легла рядом, положив голову на лапы, и наблюдала за волчатами. Вожака не было видно. Волчонок, которого я вчера принёс, лежал в тени дерева и осматривался. Заметив меня, он замер и попытался встать. Ему это удалось, но он сильно прихрамывал.
Я встал и подошёл к нему. Он плюхнулся на бок, поскуливая от боли, и посмотрел на меня. В его янтарных глазах отражалось моё лицо и синее небо. Я утопал в них, проваливался, словно в бездонное ущелье, но не мог оторвать взгляда. Мы смотрели друг другу в глаза минут пять. Я видел своё прошлое, словно смотрел плёнку со своим прошлым, видел настоящее…

В реальность я вернулся от лёгкого укуса руки. Это была волчица. Она легонько сжала челюсть, чтобы я очнулся. Её зелёные глаза смотрели на меня со всей материнской заботой. На миг я даже забыл, что по своей природе являюсь человеком. Мне казалось, что во мне живёт её дитя. Её шестой волчонок.
Этот миг казался вечностью. Мы смотрели друг на друга, не отрывая взгляда. Её зелёные глаза истощали невидимую энергию, которая наполняла меня, словно я получал новую силу. Жизненную силу. По телу пробежало тёпло. Немного жгучее, но приятное. Я чувствовал это всем телом. Всей душой.
Нашу своеобразную беседу прервало рычание вожака. Он смотрел на нас с укором в глазах и, оскалившись, со злобой рычал. Волчица ответила ему "взаимным" рычанием. На том и разошлись.

Ближе к обеду, я начал собираться обратно. Меня всё ещё волновал вопрос о том, как выйти на дорогу, а затем к лагерю. Я встал и погладил раненного волчонка. Он с грустью посмотрел на меня и снова лёг. Погладив на прощанье всех остальных волчат, я направился к тропе, по которой пришёл на поляну, но почувствовал нечто странное: моя левая рука словно утопала в чьей-то шерсти. Это была волчица. Она шля рядом, но чуть впереди меня, зовя за собой. И я пошёл за ней. Доверившись интуиции я спас волчонка, вернул его в родную стаю, а теперь интуиция подсказывала мне следовать за волчицей.
Волчица вывела меня прямо к отелю. Я провёл рукой по её шерсти, но тут же отдёрнул руку: меня словно молнией ударило.

Перед глазами появились мёртвая стая волков, а вдали силуэты людей с ружьями. Лёгкий холодок страха пробежал по спине, но я не верил. Мне не хотелось верить в увиденное. Зелёные глаза мёртвой волчицы пылали болью, вожак, истекая кровью, скулил, а волчата лежали по всей поляне. Мне стало страшно. Хотелось бежать и не оглядываться, но я присел и обнял волчицу. Она уткнулась носом в моё плечо, как девушка, которая вот-вот заплачет.
Наше прощание прервали человеческие голоса и… женский крик. Вожатая моего отряда заметила волчицу, а она боялась волков до смерти.

Я только улыбнулся и тиха произнёс:
– До встречи! Береги своих волчат!
Волчица лизнула меня своим шершавым языком и скрылась в лесу.
Проводив её взглядом, я встал и молча направился к отелю. Я не хотел разговаривать, не хотел объясняться перед кем-нибудь. Просто лечь на кровать и думать о прошлой ночи, проведённой с хищниками.
***
Вещи уже в сумках, а сумки в шкафу. Послезавтра мы едем домой. Я лежу на кровати, думаю о том, как встречу родителей, как расскажу им обо всём. Но сначала я решил попрощаться со стаей. Моей второй семьёй. Я решил сразу после завтрака отправиться на поляну, где встретил их, а сейчас нужно было выспаться.

На утро я проснулся в холодном поту: мне приснилось, что ту стаю убили. Её убили так, как я видел, когда прощался с волчицей. Меня трясло, как в лихорадке. Я перестал себя контролировать и вылетел на улицу. Бежать было, как-то не странно, очень легко, но меня перехватил парень из старшего отряда, который гулял по дороге. Он мне что-то говорил, но я не слушал.

Я ревел, как маленький ребёнок, потерявший свою маму. Даже не понял, как оказался в своей комнате, и как отключился.
В себя я пришёл лишь вечером. Возле моей кровати сидела врач, а у двери – наша вожатая. Именно от неё я узнал, что стаю действительно убили, а позже, слова вожатой подтвердили новости.
Я за день ничего не ел. Лишь ночью ко мне зашли соседи, два парня, которые принесли мне мой полдник. После их ухода, я просто уткнулся носом в подушку и заплакал.
Это день, 13 июля 2001 года, я запомнил на всю жизнь. А пятница 13 стала днём моего рождения. Второго дня рождения.

***
С тех пор миновало семь лет. Я стал жить по-новому, но тот день я помню до сих пор. Воспоминания приходят ночью, как кошмар, что заставляет просыпаться в холодном поту, и днём, как невыносимая боль потери. Благодаря волкам я взглянул на мир с другой стороны и ничего, кроме жестокости и насилия, в нём не было. Правильно говорят, что безгрешные люди – мёртвые люди или младенцы.

Сейчас, единственными психологами, которым я доверяю, стали три волка, живущих в нашем зоопарке. Здесь их называют просто – ребята. Я их очень полюбил. Часто начал приходить и наблюдать за ними, а иногда и погладить. Зарыться в их шерсть, обнять за шею и тихо прошептать:
– Я здесь, я с вами!

Жаль, что погладить я могу лишь чёрного волка. Его тёмная, но не чёрная шерсть, местами белая, словно седина, пробравшаяся наружу, с рыжими пятнами на спине, спокойно принимала пальцы незнакомого парня. Глаза волка скрывались в белой шерсти, как у артиста, играющего Пьеро, и всегда, стоило ему увидеть меня, как он пытался выбраться из вольера и подбежать ко мне. Я хотел бы прижаться к нему, утонуть в шерсти друга. Даже брата. Сделать так же, как это было семь лет назад, когда я утонул в шерсти волчицы, перед нашим расставаньем. Мне хотелось вспомнить то, что мой мозг пытался стереть, но не мог. И я рад этому. Рад тому, что эти воспоминания, пусть и не самые приятные, но это часть меня. Часть моей второй сущности: волчьей души.

Когда семейство уснуло, волк вышел на разведку. Его страхи подтвердились: шаги становились всё громче, а к запаху чужаков добавился горький привкус никотина на языке...настолько сильна была эта вонь. "Я ошибался, они передвигаются слишком быстро и утром уже могут быть здесь."-признавал он."Нет! Кто бы они ни были они не заберут их у меня! Будить их уже поздно, сердце любимой может не вынести очередной бессонной, бродячей, ночи...нет я отведу двуногих подальше в лес! И будь что будет.."

По морде этого сильного и мудрого зверя пробежала слеза. Он понимал, что может никогда не вернуться и хотел как можно дольше созерцать таких спокойных и родных ему волков. Перед глазами с замиранием сердца он пролистывал всю свою жизнь. Встреча с любимой которая казалось была предназначена ему самой судьбой, те прекрасные мгновения спокойствия и безмятежности. Первое мгновение поменявшее всё его мировоззрение когда он уснул, прижавшись к своей судьбе и услышал ещё два слабеньких биения сердец...всё это уже в прошлом но воспоминания будут вечно жить в его душе даже с наступлением смерти.
Прошли сладкие минуты прощания, и он, лизнув любимую и спящих детей отправился в логово охотников. Эх, если бы он только понимал какую ошибку совершает.

Волк брёл около 3часов, дышать уже было почти невозможно, от запаха сигарет кружилась голова. Одно дерево сменяло другое, казалось вожак ходит по кругу. Но за очередной горкой показались языки пламени и верхушки тёмно-серых палаток. Отец покинутого семейства подбирался всё ближе желая утолить жажду любопытства до последней капли и понять наконец что этим существам нужно от них. Шорох и громкий мужской смех заставил хищника присесть. "Где они?» -пролетело в мыслях.

И будто отвечая на немой вопрос из одной из палаток показалась рука властно тянущаяся к ружью. Но показавшиеся следом глаза одного из чужаков не заметили нежданного гостя. Волк следил за пристанищем охотников несколько часов но никаких изменений кроме блуждающего вокруг костра и палаток человека не происходило. Дрожь пробежала по телу вожака.
Раздался выстрел. Сердце больно сжалось в груди. Ещё один. Им завладело чувство страха и ненависти ко всему человеческому роду. Только теперь он заметил покорно лежащие у костра шкуры сородичей.
Со всех сил, не жалея кожи на подушечках лап, до этого искалеченных осколками от разбитых бутылок, он помчался в пещеру. То самое место для ночлега в котором оставил беспомощную волчицу, мать его детей. Запинался, падал сдирая шкуру о ветки так некстати разбросаные у него на пути но не сбавлял ходу. Он всё ещё надеялся услышать сопение малышей и почувствовать дыхание любимой на собственной коже.

Вот этот холм...луна уже не казалась такой красивой - в пугающе ярко-красной луне нет ничего прекрасного. Волк побежал сломя голову на холм. Увидев свою бездыханную дочь, отец семейства взвыл от боли и ринулся перегрызать охотникам глотки.

Одному за другим. Жалкое подобие людей и моргнуть неуспело как пришёл час расплаты. Уносящих невинные жизни было трое. "Трое бездушных существ полных сил против одинокой волчицы и беззащитных детей!"-кричал волк задыхаясь от ненависти и тёплой но такой противной крови ручьями стекающей по клыкам. Покончив со всеми он припал к земле и со всех сил ринулся в пещеру где несколько часов назад так мирно дремала его семья.
За несколько минут увиденного ужаса прояснилась картина произошедшего: проснувшись от странного шороха за каменной стеной дитя выбежало искать пропавшего отца. Заметив охотников, ещё маленькая но отважная волчица встала на защиту матери и брата. Она была им незначительной помехой, поэтому лишь одним но мучительно сильным пинком в детский животик была решена судьба этого ребёнка. Скуля и плача, зная, что ждёт её в следующие 2 секунды, юный страж полетела с холма, на котором ещё полдня назад так весело играла с любимым братишкой. Сердце матери разбудило волчицу призывая идти вглубь пещеры и защищать сына.

О том что её дочери уже нет в живых говорил осколок сердца обезумевшей жены отколотый с момента её пробуждения и последнего слабого стука исходившего из груди храброй малышки. Врагов было слишком много и одного прыжка не хватило бы для того чтобы покончить со всеми а ружья предательски не позволяли атаковать больше одного раза. Проанализировав ситуацию, собственную судьбу настигшую её так внезапно, сжимая в лапах волчонка прижавшегося к её шкуре закрыла глаза молясь о том чтобы на том свете была жизнь. Более счастливая, справедливая и спокойная для волков нежели земная. Так прозвучало 2 выстрела оборвашие жизни двух ни в чём неповинных существ.

Где то в лесу, под звёздным небом выл волк. В нём не было ни чувства голода, ни эмоций, с каждым днём сердце всё больше желало смерти. За его спиной лежала волчица, а рядом, уткнушись сухими носами в шерсть матери, 2 мёртвых волчёнка. Отец этих комочков, оброня слезу, сдержал клятву данную луне и прихрамывая побрёл к телам любимых.
Спустя четыре дня семья волков воссоединилась как прежде. Теперь их глаза блестели от счастья, украшая звёздное небо.

Он несколько лет жил один-одинешенек в своей пещере. Вся его шайка погибла, встретив на лесной тропе засаду, устроенную легионерами. Разбойники храбро отбивались своими кривыми мечами, однако силы были слишком неравны. Его товарищи, братья по оружию, среди которых он рос с пяти лет, все пали, а трупы были скормлены воронам.
Разбойник убежал. Как последний трус нырнул в чащу. Юноша не хотел умирать. С того злосчастного дня ему одному принадлежала вся просторная пещера, и он стал обладателем несметных сокровищ, накопленных бандитами, по меньшей мере, за последнюю сотню лет.

Он привык убивать. В людных тавернах он знакомился с беспечными купцами, а затем их находили в постелях с перерезанным горлом. В храмах, куда он заходил, исчезали священники и золото. Для него не было ничего святого. Слишком молод был разбойник, чтобы думать о своём будущем. Иногда он похищал девушек, забавлялся с ними несколько недель, а потом убивал, чтобы они не раскрыли местоположение его пещеры легионерам.

Но однажды в богатом доме, куда он забрался, встретилась ему молодая девушка, столь красивая, что он встал у её постели и долго смотрел, как во сне дрожат её длинные ресницы и вздымается грудь под тонкой шёлковой рубашкой. Из этого дома он вынес только её, связав ей руки и завязав глаза платком. К вечеру он донёс её до своей пещеры. Её лёгкое тельце не особенно мешало ему продираться сквозь чащу, да и девушка была слишком благоразумна, чтобы кричать и звать на помощь.
Волк встретил девушку злобным рычаньем. Удивился разбойник – он приносил много девушек, но никогда его товарищ не вёл себя так. Обычно он просто не обращал на пленниц внимания. Впрочем, и сам разбойник вёл себя с этой девушкой по-особенному. Не связал и бросил в угол, как раньше, а только приковал к её ноге длинную цепь, чтобы не сбежала.
Что-то в этой юной особе притягивало его и одновременно не позволяло причинить ей вред. Он не тронул её. Разрешил брать еду из мешков с припасами.

И ещё они много говорили. Девушка рассказывала, как отчим хотел выдать её за какого-то богатого герцога, чтобы поправить своё пошатнувшееся финансовое состояние. Разбойник же поведал о своей жизни. Рассказал, как похитили его младшую сестру, и как его, пятилетнего мальчика, с мешком золота в придачу отец обменял на драгоценную дочку.
- Я был слишком беспокойным ребёнком и родители меня не любили, - усмехнулся юноша.
Девушка только взглянула ему в глаза.
Потом он рассказал, как его хитрость и ум наследственного купца пришлись по душе атаману шайки. Тот взял мальчика под своё крыло и научил всему, что знал сам.
- Почему же ты живёшь один? – спросила пленница.
И разбойник поведал, как погибла его шайка. И как убежал.
- Ты спас себе жизнь, - утешала его девушка и неожиданно обняла его за шею.
Больше они не разговаривали, только покрывали друг друга горячими поцелуями. А потом удалились в одну из боковых пещерок, где у разбойника была спальня.

Десятки пещерок, ответвлявшиеся от основной пещеры, поколения разбойников приспособили под различные нужды. Тяжёлая связка ключей всегда висела на поясе юноши, ибо все комнаты были закрыты каменными дверями. Он не расставался с ключами даже во сне.
Спали они с этого дня вместе. Сначала разбойник был настороже, но вскоре перестал бояться. Девушка не дала ни одного повода для недоверия. Волк, подзабытый ныне товарищем, возвращался в пещеру всё реже.
Однажды вечером разбойник признался сначала себе, а потом своей пленнице, что любит её - так, как никогда ещё никого не любил.
- Я тоже полюбила тебя, - прошептала девушка. – Если бы не эта цепь, я бы могла сказать, что здесь мне живётся даже лучше, чем в доме моего отчима.
- Если я сниму цепь, ты убежишь, - улыбнулся он. – И я больше никогда тебя не увижу.
- Не убегу, - заверила девушка, взяв его за руку. – Ты мне не веришь?
- Верю, - сказал разбойник и поцеловал её.

Ночью он снял цепь. И наутро, уходя в новую вылазку, он был уверен, что видит её в последний раз. Но он не мог больше неволить ту, которую так любил.
- Тебя же могут убить, - обеспокоенно, как и всегда, прощалась с ним девушка.
- Ещё ни разу не убили, - весело засмеялся он.
А потом обнял и поцеловал стройную девушку, словно прощаясь. Она всё поняла.
- Я буду ждать тебя, - тихо произнесла она.

Он не ответил. Только исчезал среди деревьев, быстро шагая.
Разбойник отсутствовал три дня. Как и всегда, он возвратился с богатой добычей. Только теперь он знал наверняка, что пленницы в пещере уже не будет.
- Что ж, - говорил он себе глухим голосом. – Значит, она меня никогда не любила, лишь притворялась. Надо было убить её.
- Но я не мог причинить боль той, которую люблю всем сердцем, - возразил он сам себе.

Много рома нёс он в одном из мешков. И первую бутылку разбойник откупорил уже по дороге.
Только едва он зашёл в своё логово, как девушка с криками радости бросилась ему на шею.
- Слава богам, ты жив! Я боялась, что с тобой что-то случилось.
Теперь, когда с ним жила его возлюбленная, разбойник старался уже не отлучаться слишком надолго.
- Я думал, что ты сбежала, - невнятно выговорил юноша, пошатываясь от выпитого рома.
- Как я могла сбежать от тебя! – обиделась она. – И как бы я выбралась из этого огромного леса. Я ждала бы тебя много дней, много недель, надеясь, что ты жив. И я счастлива, что ты наконец вернулся.
- Да, - прохрипел юноша и неожиданно сел на пол.
- Больше не оставляй меня так надолго, прошу тебя, - попросила девушка, сев рядом с ним.
- Я хочу спать, - вяло произнёс совсем охмелевший разбойник.
Девушка помогла ему добраться до спальни и заботливо укрыла одеялом.
Утром они долго лежали обнявшись.
- Мы могли бы обвенчаться в храме, - предложила она.
- Я ходил в храм только за тамошними сокровищами, - захохотал юноша.
- Я беременна, - сообщила девушка.
Он долго молчал.
- Пойдём со мной, - велел он.

Разбойник подошёл к стене, кажущейся цельной, и нажал сначала на один незаметный камешек, затем на другой. За каменной плитой хранились все его несметные сокровища. Он одевал свою пленницу в роскошные платья, которым позавидовала бы даже иная принцесса, но сюда не водил ни разу.
У девушки только и вырвался изумлённый вздох.
- Да их здесь больше, чем в драконьей сокровищнице! – вымолвила она.
Драгоценности были разбросаны по полу в беспорядке, висели на стенах. Отдельно стояли десятки сундуков с золотом.
- Мы можем купить на эти деньги целое графство, - задумчиво сказал он. – И наш сын никогда не будет знать такой тёмной жизни, какая была у меня. Я не хочу, чтобы он был разбойником.
- И я не хочу, - призналась девушка. – Тем более, если будет дочка.
- Весной мы купим какой-нибудь дом, для начала. А потом уже замок. Потерпи здесь ещё зиму.
- Я готова быть рядом с тобой где угодно хоть целую вечность, - нежно проговорила девушка, глядя на разбойника своими большими чёрными глазами.
Листва на деревьях стала золотой.
Волк слишком долго не появлялся, и это в конце концов насторожило юношу.
- Ты не видела Клыка? – спросил он однажды у девушки.
- Любимый, ты не будешь меня винить, если я расскажу тебе о нём правду? – спросила она.
- Какую правду? – нахмурился он.

Девушка повела его к оврагу неподалёку. Его верный Клык был там, и уже достаточно давно. Они подошли ближе. Мёртвый зверь лежал на боку, в укромной лощине на склоне оврага. Череп его был пробит насквозь тяжёлым арбалетным болтом.
- Зря я дал тебе оружие, чтобы отбиваться от хищников, - горько пожалел тогда разбойник. – Вот для чего оно было нужно…
Товарищ, долгие годы скрашивавший ему одиночество, пал от руки пленницы. Недаром волк так невзлюбил её когда-то. Так мог ли разбойник теперь доверять ей?
- Он напал на меня, - объяснила девушка. – Я шла по лесу, и он бросился на меня. Если бы я промахнулась, то он бы разорвал меня на части. Когда ты был не дома, он приходил и рычал под дверью пещеры.
- Он никогда тебя не трогал, - не поверил ей разбойник. – Просто он так и не принял тебя.
- Он ненавидел меня.
- Я вырастил его из маленького волчонка. Он спасал меня от голода холодными зимами. Тебя я люблю, как женщину, его же любил как брата или сестру, как лучшего друга. А ты убила его.
- Прости, - она положила голову ему на плечо.
- Неспроста он невзлюбил тебя. Чуял, что ты принесла ему с собой смерть.

Несколько дней разбойник ходил угрюмый и молчаливый. Но быстро забыл о потере. Всё-таки первейшее место в его сердце давно занимала девушка. Он простил ей.
Однажды он отсутствовал неделю. Он шёл к своей пещере, радуясь, что скоро увидит ту единственную, которую любил в этом мире. Он предчувствовал, как снова ощутит девушку в своих объятиях, как снова услышит её мягкий голос.
Но дверь пещеры была открыта, да не взломана. Вещи внутри испорчены. Всё вокруг было вытоптано, покрыто следами тяжёлых сапог легионеров. Их здесь побывало, вероятно, с полсотни.
Схватившись за голову, он завыл, точно дикий зверь. Разбойник бросился к пещерам, однако и там ничего не осталось. Всё исчезло - оружие, одежда. Припасы были съедены. С колотящимся сердцем юноша побежал к своей сокровищнице в отдалённом углу одной из комнат. И только тогда он понял, что здесь случилось. Осознал, что это она впустила солдат. Ключи он оставлял ей.
В сокровищнице не нашлось даже завалящей золотой монетки. Всё было украдено. И вор, грабитель, убийца горько зарыдал. Жизнь для него больше не имела смысла.
Он не стал искать новое убежище. Вместо этого разбойник пошёл по следам. Они вели в ближайший город к востоку.
Возможно, думал он, она ни в чём не виновата. Если бы она не открыла, дверь бы взломали. А сокровища мог найти чародей, шедший с отрядом. Или же стены могли простукать. Он не желал думать, что девушка предала его.
Он нечасто появлялся в ближайших городах, как вор, который никогда не ворует у своих соседей. Но там след отряда оборвался. Расспросы ничего не дали – легионеры подались кто в казармы, кто по домам. Ни сокровищ, ни девушки с ними не было.
И он стал бродить по свету, лишённый надежды, словно пустая оболочка от него самого, точно тень. И спустя семь лет в каком-то городе, в таверне, услышал от подвыпившего легионера забавную историю о том, как где-то далеко отсюда служил офицер, которому посчастливилось наткнуться на пещеру разбойников. Там он нашёл не только несметные сокровища, но и молодую прекрасную жену, которая родила ему чудесную дочку. Легионер сказал, что её держали, словно пленницу, на цепи. А этот офицер купил себе графский титул и целую область за найденные сокровища.
Народная молва добавила в реальную историю немало излюбленного им вымысла, но суть осталась сутью. И разбойник, изрядно пьяный, вцепился в воина как клещ, выспрашивая подробности. Оскорблённый дерзостью бродяги, легионер подозвал своих друзей. И когда разбойник, чуть дыша, лежал в луже своей крови на грязном полу, точно в насмешку воин бросил ему в лицо название графства.

Немало времени потратил разбойник, чтобы выяснить, где находилось новое графство. Ведь оно по праву принадлежало ему. Этот офицер украл его невесту, его графство, его дом. Украл его жизнь. Когда разбойник, охваченный огнём ненависти, шагал по длинным дорогам Империи, встречавшиеся ему люди поспешно отворачивались и ускоряли ход. В какой-то таверне ему удалось украсть тощую лошадь, но долго она не протянула.
Наконец, грязный, обросший волосами и с косматой бородой, мужчина подошёл к стенам замка. Ночью он проворно забрался внутрь, закинув верёвку на зубец стены. Определив, где может жить граф со своей женой, он тише мыши, как всегда хорошо умел, влез в окно спальни. Там спала какая-то девочка. На свою беду она проснулась. Быстрее молнии мужчина подскочил к ней и взмахом кривого кинжала перерезал ей горло. Выйдя из спальни, он стал искать свою возлюбленную. Он уже почти позабыл черты её лица, но любил её всё так же.
Из одной спальни благоухало лепестками роз. Разбойник догадался, что там спит она.
Он долго стоял над ней, вглядываясь в почти не изменившиеся черты. Он и забыл, насколько она красива. Точно в ночь их первой встречи, мужчина стоял и любовался ею, уже не девушкой, а взрослой женщиной. А потом схватил её за шею и прислонил кончик своего кинжала к её горлу.
Женщина узнала его. Узнала по чёрным глазам. Они странным образом были похожи на её глаза. Такие же добрые, словно их обладатель не был создан для разбойной жизни. Однако же он был готов пронзить её горло, едва она испустит крик, этим своим кривым кинжалом. Она помнила, что это был подарок атамана его шайки. И она помнила более всего в жизни тот день, когда исчезла.

- Прости меня, - чуть слышно прошептала графиня.
- Нет, - покачал он головой. – В этот раз я не могу простить тебя. Хоть и любил так же горячо все эти годы.
- Я тоже любила тебя когда-то.
- А сейчас? – горько произнёс разбойник.
- Я люблю своего мужа. Он стал заботливым отцом моей дочке.
- Значит, у тебя родилась дочка.
- Да, - кивнула она слегка, чтобы не пораниться. – Убери кинжал, я не закричу. Как не закричала когда-то.
Он молча вложил кинжал в кожаную петлю на поясе и сел рядом с ней.
- Я осталась с ним только из-за дочки, - проронила она. – И только потом полюбила его, так же, как любила тебя.
- Зачем ты отперла дверь пещеры? – задал он столь долго мучивший его вопрос.
- Они всё равно добрались бы до меня.
- А сокровищницу? Никто, кроме тебя, не знал о ней.
- Да, я, - призналась она со вздохом. – Офицер всё равно забрал бы меня. И я не хотела, чтобы мой ребёнок рос в семье бедного солдата.
- Это были мои сокровища, мои! – мужчина протянул руку и сильно сжал её нежную шею. Ему это доставило давно забытое удовольствие.
- Поэтому я и умоляю тебя простить меня. Я спасла тебе жизнь тогда. Хотя бы ради этого прости меня.
Разбойник увидел, как в лунном свете заблестели её прекрасные глаза. Слёзы текли из них по щёкам.
- Как же это ты спасла мне жизнь? – поинтересовался он со слабой усмешкой.
- Легионеры хотели дождаться тебя и схватить. Я убедила их, что раз тебя нет уже почти неделю, то ты мёртв. Ты никогда не отлучался больше, чем на три дня. Я сама была уверена в твоей смерти, поэтому они поверили мне. И я ушла с ними.
- Ты считала меня мёртвым. Но я жив. Только теперь я скитаюсь по миру, словно мертвец. Для меня больше ничего здесь не осталось.

Женщина тихонько всхлипывала. Поддаваясь проснувшемуся после слишком долгого сна желанию, разбойник нагнулся над ней и поцеловал её в судорожно сжатые губы. Затем обхватил руками её голову и снова попытался прильнуть к её губам, но женщина, с трудом преодолевая его хватку, отвернулась.
- Не надо, - попросила она тихонько.
- Почему? – разжал руки разбойник.
- Просто не надо. У меня есть муж.
- Я люблю тебя, - жарко прошептал он. – Ты – одна у меня в этом мире, и уже мне не принадлежишь, к сожалению.
- Хорошо, что ты это понимаешь, - она сделала паузу. - Я хотела бы помочь тебе.
Ему даже не было интересно, как. Он лишь спросил, зачем.
- Ты – отец моего ребёнка. И ты научил меня любить.
- Что же ты предлагаешь?
- Поселишься в нашем замке. Наш садовник уже старый. Наймись к нему в ученики, потом сменишь его.
- Я не умею ничего, кроме как убивать и грабить, - усмехнулся он устало.
- Тогда найдём тебе что-нибудь другое. Хочешь, я куплю тебе дом? Или станешь просто жить здесь.
- Я смогу навещать тебя здесь?
- Нет. Прости, - опустила она голову. – Я верна своему мужу.
- А как ты объяснишь мужу моё появление? – поинтересовался он с издевкой.
- Скажу, что ты мой брат, - коротко объяснила женщина. – Ты ведь и вправду очень похож на меня.
Внезапная догадка заставила его вздрогнуть.
- Ты говорила, что я выкрал тебя у отчима. Кто же были твои настоящие родители? Как звали твоего отца?
- Тебе действительно необходимо это знать? – спросила женщина, надеясь, что он откажется от вопроса.
- Кто?! – зарычал он.

От произнесённого имени разбойник откинулся на спинку стула с широко раскрывшимися глазами. Затем вновь схватил её за горло, но осторожно. Просто хотел вглядеться в черты её лица. И только теперь, когда женщина назвала имя его отца, разбойник смутно понял, что уже видел это лицо в далёком детстве.
- Ты моя сестра! – выдохнул он, резко отдёрнув руку от неё.
- Да. Отчим дал мне новое имя. Через год, как меня вернули, обменяв на тебя, родители умерли от холеры. И Гильдия Купцов вверила меня семье, у которой не могло быть детей.
Мужчина встал со стула, но зашатался, словно поражённый ударом.
- Значит, ты любила меня только как брата, - вымолвил он. – И всё это время знала, что я твой брат!
- Не знала я! Я любила тебя, как мужчину. Как первого мужчину в моей жизни. Я никогда не спрашивала имени своего настоящего отца. Но после я всегда тебя помнила. И много провела бессонных ночей, тоскуя по тебе. И вспоминала твоё лицо, твои глаза. И ты был так похож на меня, что я поехала к своему отчиму… Он назвал моего отца так же, как назвал своего ты.

Женщина умолкла.
- Значит, наше с тобой дитя – это плод кровосмесительной связи, - произнёс он ошеломлённо.
- Да, дочка спит через четыре двери от меня. Тебе хотелось бы увидеть её?
- Я видел, - сказал разбойник.
Он нежно обнял женщину, положив голову ей на плечо.
- Я убил её только что. Перерезал горло, чтобы она не закричала.
Голова женщины беззвучно откинулась назад. Он положил неподвижную возлюбленную на постель, аккуратно укрыл одеялом. И вышел. Больше он никогда уже её не увидит. Но осталось ещё одно.
Кривой кинжал упёрся в горло спящему графу.
- Знаешь, кто я? – злобно оскалился разбойник. – Я тот разбойник, у которого ты отнял всё, что можно было отнять.
- Ты! – захрипел граф, дрожа от ужаса.
- Ты отнял у меня богатство, невесту, дочку. И что самое главное, ты присвоил моё будущее…
Разбойник ушёл из проклятого кровью замка. Один на всём белом свете. Когда на нём уже незачем было жить…

Рубаха была изорвана в клочья, по щеке текла тонкая струйка быстро стынущей крови, ресницы склеивались от дикого мороза и слез. Её выгнали из родного дома вот так - в одной исподней рубашонке, простоволосую, даже сапог одеть не дали. Просто пихнули за порог и сказали, чтоб больше не возвращалась…
Испуганная девчонка сначала кинулась к соседям, но на полпути до нее дошел смысл сказанной фразы и она с плачем побежала к лесу… И уже в лесу на нее набросилась злая метель, желая покарать Найдену…

А она все бежала и чувствовала, что вот-вот силы покинут её, и от этого в душе разгоралась злая радость, а в сердце - победа смерти над жизнью. И бежала-то она лишь с одной целью - поскорее угодить в болотную трясину, наткнуться на разъяренного лютого зверя, сломать ногу, запнувшись об корягу, и замерзнуть в снежных объятьях…

Слезы стыли, и щеки уже начинали неметь, заливаясь синевой... И вот девочка не выдержала - в очередной раз упала и так и осталась лежать в снежном сугробе. Постепенно метель прекращала дикую пляску, или это ей только так казалось? По телу разливалось приятное тепло, сон гладил по голове пушистой лапкой…

Найденка очнулась в темной яме, в тепле. Потом по руке скользнуло что-то мягкое, теплое. И девочка, испуганно вскрикнув, села, стукнувшись головой обо что-то твердое. Штук десять желтых огоньков вдруг вспыхнули перед ней, и девочка с ужасом поняла, что сидит в волчьей яме…

Она просидела недвижимо еще какое-то время, пока глаза немного не привыкли к темноте и не проявились очертания пяти волков: двоих взрослых и троих малышей, пуховых клубочков. Найдена медленно попятилась к лазу из норы. Но тут один из волков, самый матерый, резво встал и перегородил выход, глухо рыча. Девочка с ужасом смотрела на него, ожидая, что сейчас мохнатый лесной хозяин бросится на нее и растерзает, на забаву своим детишкам, но по руке скользнуло что-то влажное и теплое. Девочка опустила глаза и увидела, что три волчонка сидят у ее колен, и одни из них лижет её руку, а остальные несмышленыши преданно заглядывают в глаза.

Тут только до девочки дошло, что неслучайно она оказалась в этой яме - выкинутая людьми на мороз, она была принята в волчью семью. Она снова легла на теплую землю, подоткнув ладошку под голову, и тут же у живота закопошились три пушистых малыша, даря Найденке свое тепло. А волчица подползла на животе и устроилась за спиной девочки. В голове ребенка, стремительно погружавшейся в сон, пронеслась мысль: «Люди не волки...»

Кому кушать сено,
Травку щипать,--
А наше волчье дело --
Тащить и хватать!
Ой, стежки-дорожки,
Глухие места!
Ой рожки да ножки
Да полхвоста!
Тогда я был молод,
Красива, зол, как зверь!
И чаща была не такая,
И волки не то, что теперь.
Теперь моя песенка спета.
Но как же о прошлом забыть?
Гляжу я на смену -- и где-то
Мне хочется волком завыть!

Издевались жестоко над ним.
Заставляли с собаками драться.
Волк, со сворой сражаясь один,
Раз за разом в живых оставался.
Победил он немало врагов
И решила судьба улыбнуться.
Вырвался серый волк из оков,
Чтоб к любимой волчице вернуться.
Через лес он помчался вперед.
Серый хищник по белому снегу.
Был похож его бег на полет!
Никогда он так раньше не бегал.
Усмехнулась царица-судьба,
Видя зверя, обретшего волю.
И попал волк в железный капкан.
И упал, только взвизгнув от боли.
О капкан он все зубы сломал –
Грыз железо, скривившись от боли.
Пусть нет целого в пасти клыка,
Он свободу купил их ценою.
Светит полная в небе луна,
Волк спешит к своей серой подруге.
Где-то ждет его в чаще она.
Громко воет, тоскуя о друге.
Прискакал он на трех ногах к ней
И лизал ее морду и шею.
Для нее он бежал от людей,
Чтобы вновь быть с волчицей своею.
Но жесток, как всегда, человек.
И не спрятаться от него зверю.
И упала волчица на снег.
Он сразил ее пулей своею.
Снег окрасила алая кровь,
Где волчица, скуля, умирала.
Но жила в сердце волка любовь,
Что подруга ему даровала.
Ощетинена серая шерсть.
Здесь судьбою охотник не правит.
Серый волк, словно серая смерть,
К праотцам человека отправит!
И в ночи снова выстрел гремит.
Но волк смерти уже не боится.
В алой пасти сверкнули клыки!
Отомстил волк за гибель волчицы.
Одинокая светит луна,
Над тайгою ночь злая темнеет,
И, укрывшись в глубоких снегах,
Тихо дремлют высокие ели.
И про раны забыв и про снег,
Вздыбив серую шерсть на загривке,
Вскинув морду к багровой луне,
Воет волк рядом с телом волчицы

Молчал он днем и только ночью,
Он слабым голосочком выл.
Скажу вам честно, не собака,
С ним шутки плохи это факт.
Вступал он с псами смело в драку,
Был победителем атак.
Вот он подрос, заматерел,
Со мною был щенком обычным.
Пытаясь лаять, он хрипел,
Ведь волку выть куда привычней.
И вот однажды ночью зимней,
Услышал вой я за окном.
А утром мой волчонок сгинул,
Скажу, друзья грустил о нем.
Ушел в леса он с волчьей стаей,
Предательски в глухой ночи.
Любовь к собратьям нет, не тает,
Инстинкт таков тут не взыщи.
Но так случилось, что однажды,
Судьба свела опять нас вновь.
Волчек, он спас меня отважно,
И в волке тоже есть любовь.
Идя из школы поздно ночью,
Под лунный свет и снега хруст.
В час видно точно неурочный,
Мне было страшно хоть не трус.
Я вышел прямо к волчьей стае,
Что шла неспешно впереди.
Затея убегать пустая,
И надо мне вперед идти.
Решил я крикнуть, вдруг услышат,
Деревня все же впереди.
Не понимаю, как так вышло,
Вдруг волк, он путь мне преградил.
Его глаза зарозовели,
Горя как яркий уголек.
Они тревожно так глядели,
И крикнуть я, увы, не смог.
Но вдруг он как щенок игриво,
Так неумело проскулил.
И развернувшись с волчьей силой,
Он с стаей тут же в бой вступил.
Вот так Волчек своей любовью,
Мне жизнь мою, своей спас.
Окрасил снег он алой кровью,
На этом бы закончить сказ.
Но только, то, что дальше было,
Я вам поведать не могу.
Бежал вперед я, что, есть силы,
Мне страшно было, я не лгу.
Когда же утром на рассвете,
Я по тропе обратно шел.
То волчьей стаи я не встретил,
Но следы драки я нашел.
Пусть говорят, что сколько волка,
Ты не корми, уйдет он в лес.
Но случаев таких их столько,
Что не опишешь все их здесь.

В тот же день Дабришюс познакомил меня с охотниками, которые уже владели его волкосабаками. Все в один голос заверяли, что даже самая чистокровная лайка существенно уступает волкособу по физической выносливости, чутью и сообразительности. Видимо, не зря мозг волка на 30 % больше собачьего. Оказалось также, что волкособы многофункциональны, то есть работают по разному зверю. А на лис, косуль и подсвинков можно охотиться вообще без ружья.

От Литвы до Томска путь не ближний, и было тревожно от предстоящей дороги. Пятрас помог выправить необходимые документы и выписал родословную как заводчик оригинальной породы. На прощание он напутствовал: «Ты на верном пути, Казис, не пожалеешь. И помни, что в четвертом колене рабочие качества волкособов очень и очень высокие».

С тем я и уехал.

В Томск возвращался поездом через Беларусь. Шерхан, так я назвал щенка, вел себя на удивление терпеливо, много спал, да и попутчики попались понимающие – никто не косился. И все-таки с облегчением вздохнул только тогда, когда ступил на томскую землю.

Первые охоты.

IMGP0151Едва Шерхану исполнилось три с половиной месяца, не утерпел и взял его на медвежью охоту на овсах в Кедровское лесничество Бакчарского района. К удивлению, щенок бесстрашно бросался и облаивал большого медведя. Эту сцену читатель может увидеть в моем третьем фильме о промысловой охоте в Западной Сибири с гибридами.

В октябре отправился на зимний промысел. Так уж получилось, что остался в ту зиму без лаек. Но в четыре с половиной месяца Шерхан искал белку, как взрослая лайка. В пятимесячном возрасте по ночному следу вытропил лежачего соболя. Вообще белок и соболей на деревьях определял безошибочно.

В пять месяцев Шерхан в паре с другой собакой нашел задранного волками лося и, конечно же, немного к нему приложился. Но вдруг просил лосятину и принялся что-то рыть в корнях дерева. По следам я определил, что там находится норка, которая мне совсем ни к чему. Собак взял на поводки и увел их от соблазна. Через километр отпустил, и мгновенье и спустя Шерхана уже след простыл. Скоро услышал его лай и побежал на зов лохматого «помощника». Упрямый волкособ к моему приходу успел достать и задавить норку. Сильное впечатление произвело то, как этот мелкий еще зверь мощно разрывал корни дерева.

В шесть месяцев Шерхан нашел берлогу с медведем — довольно крупным шестилетнем самцом. Берлогу зверь соорудил под выскорем сильно наклонено сильно наклоненного к земле кедра.

Зима в тот год выдалась многоснежная, и дерево продолжало клониться к земле под снежным гнетом.

За медведем пошел с двумя товарищами – Дмитрием Шипошей и Иваном Черваком. Было с нами четыре собаки – три мои и одна Шипоши. Все, кроме Шерхана, западносибирские лайки.

Подошли к берлоге и обомлели – снег сломал-таки кедровину. От дерева остался только пень. Причем, освободившись от гнета, пень занял свою исходную позицию, едва не раздавив медведя. Во всяком случае, пространство его берлоги стало весьма ограниченным по высоте.

Пустили собак. Шерхан, не раздумывая, быстро расширил отдушину и нырнул в темную неизвестность. Судя по всему, он помнил, как выглядел облаянный им пару месяцев назад небольшой медведь, и решил, что они все такие же маленькие. Я буквально опешил от такого оборота событий и сильно испугался за жизнь щенка. Да что там испугался – я уже мысленно простился с очередным своим волкособом и решил, что, видно, не судьба мне охотиться с гибридами волка и собаки.

В берлоге Шерхану удалось довольно быстро расшевелить спавшего зверя. Тот, видимо, стремительно подскочил и ударился спиной об опустившийся «потолок» берлоги. Звук удара был такой, будто грохнул взрывпакет, и мы, стоявшие в метрах двенадцати от чела, отчетливо ощутили сотрясение земли. Поняв, по-видимому, что медведи бывают разные, Шерхан вылетел из берлоги буквально винтом, а я быстро заломил отдушину жердями. Хотя, как выяснилось позже, можно было этого не делать. Принялись выгонять зверя через чело, но медведь оказался не в состоянии выбраться из своего убежища, ставшего после перелома кедра его тюрьмой. Лайка Байкал проделала отверстие сбоку и начала делала хватки. Слышно было, как медведь в ярости мечется внутри берлоги, а выбраться не может. В конце концов, ему удалось высунуть наружу свою косматую башку.

Понятно, что в лучше брать медведя, когда он выберется на поверхность, но тут ситуация сложилась не в нашу пользу, и пришлось добывать косолапого прямо на ложе. После первого же выстрела Ивана зверь сник и исчез во тьме.

Жребий забираться в берлогу и надевать на лапу трофея веревочную петлю пал на меня. Расширив отверстие, я посветил внутрь фонариком и увидел неподвижно лежачего зверя. Пуля угодила ему прямо в лоб – он лежал головой ко входу. Накинуть петлю и затянуть труда не составило, после чего втроем мы выволокли его наружу.

С видеокамерой я еще раз забрался внутрь и снял лежанку хозяина и изгрызенный им потолок. Было в медведе за двести килограммов.

И еще охоты

Итогами первого сезона с Шерханом я остался доволен и в предвкушении прекрасной охоты ждал следующей осени. Шерхан повзрослел, окреп и продолжал удивлять своими охотничьими успехами и смышленостью.

В сентябре я стрелял на овсах медведя. Раненый, он в потемках ушел метров на триста в лес. Шерхан и Байкал вдвоем нашли его еще живого и до моего подхода драли косолапого (без всякого преувеличения) как сидорову козу.

Зимой Шерхан показывал чудеса работы по соболю и белке. Он быстро садил соболя и , что удивительно, продолжал искать белку. Соболя не упускал даже в сильный чарым.

Тайгу всю вырубили, не стало белки, да и стоить шкурка стала дешево, и я перестал ее добывать. Шерхан это быстро понял и перестал ее искать. По лосю очень хорошо работает, не злобно лает. По следам разыскивает не торопясь и лось не старается убежать. Совершенно не боится глубокого снега. Жизнь ставит новые задачи, и я решил завести ему «жену». По моему протеже в горном Алтае завезены из Литвы брат и сестра Шерхана – однопометники, и вот я привез его племянницу от очень породистого кобеля. Получилась очень красивая, стройная, высокая, с отличной оценкой экстерьера. У Шерхана тоже отличный экстерьер на выставке. Назвал я его Дайна – по-литовски песня, а кличка Багира, она получилась четвертой генерацией. Я так решил, чтоб быстро не вырождалась волчья кровь.

Багира стала работать с первого года – скоростная прыгучая до ужаса. На первом году заработала диплом второй степени по медведю. Нынче эксперты обещают провести испытания по лосю и соболю. Очень красиво, как и Шерхан стала работать с первого года по соболю. Хоть снег, хоть чернотропье, разницы нет. Некоторые приятели говори, что, мол, ничего у тебя не получится, а мой разум мне подсказывал, что я на верном пути. Волк – вечный охотник и ближе всех к лайкам. Они очень ласковы к людям, особенно Багира.

Вот так сбылась моя вековая мечта. Имею удовольствие в общении с гибридами и уже не представляю, как можно вернуться к лайкам без волчьей крови. В общении с ними получаешь какое-то дополнительно удовольствие. Может, потому что волк подписался работать на человека? Хочу дать такой совет: нужно разводить с хорошими лайками, мне в этом повезло, мои гибриды произошли от лучших лаек Литвы.

Вот пишу статью, а завтра должна ощениться Багира. В ноябре им будет уже пять месяцев. Оставляю себе щенка, и он будит тоже сниматься в третьем фильме «Профессиональная охота в Западной Сибири с гибридами». Фильм думаю завершить в текущем сезоне.

Он близко. Просто рядом. Бежит, не нападает.
Идёт за мной по следу, не лает, а скулит.
Пора остановиться, и он сейчас узнает,
Что значит драться честно! Пусть сильный победит!

Он стал, хвостом виляет, лохматый и красивый...
Не знаю, что со мною, я драться не могу!
Рычу, но не кусаю, уходят злость и сила...
Такое пожелаешь лишь злейшему врагу!

Я ухожу без драки, а он идёт за мною.
Обратную дорогу метелью замело.
Я за него ручаюсь своею головою,
А прошлое забудем. Что было, то прошло!

Волк гнал свору от часу за часом,
Пока снова не стало темнеть,
И на дальнем овраге за чащей
Серый волк захотел умереть.
Тут легавые псы подбежали,
И запрыгали, лая, вокруг,
Но все сразу напасть не решались,
И живой обозначился круг.
Он порвал самых смелых в секунду,
И стоял, словно серый утёс,
И спешили со всех сторон люди,
И трещал между веток мороз.
Когда люди сюда прибежали,
Каждый радостно в воздух стрелял,
Восемь псов неживые лежали,
Ну а волк, весь шатаясь, стоял.
Только был он не серый, а красный,
Выделяясь на белом снегу,
И смотрел он спокойно и ясно
На кричащую рядом толпу.
Люди молча собак оттащили,
И вплотную к нему подошли,
И, ругаясь, его пристрелили,
И с собой, матерясь, унесли.
А весной, по проточной водице,
В тот глубокий и дальний овраг
Привела молодая волчица
Трёх весёлых, подвижных волчат.

И вновь удивляет, как раньше могли мы не знать,
Что можно, пьянея от ветра, так быстро бежать.
В серых глазах отраженье - багровый закат,
Немного пугает холодный, но яростный взгляд,
А может быть, новый костёр разжигает зима,
И это уже не закат, а блик от огня?
А вдруг уже скоро, всего через десять шагов
Наткнусь на ряды безупречно красных флажков.
Но я не боюсь, ведь кто-то замрёт молчаливо,
И красные капли на снег упадут… красиво.
По белому снегу,
Пролитая жизнь
Струится. И в беге
Замедляется мысль.
Что если б, не рядом
Кто-то упал,
А пронзили бы ядом
Холодным… меня!

Ссылка

И кажется уже так долго,
Собачья жизнь с глазами волка.
И вроде не умею плакать,
Но на глазах такая слякоть...
Переиграть бы всё,
Не падать!
Но если это и есть волчья доля-
Умирать в снегу от боли,
То я её приму на воле...
Если это и есть волчья доля-
Умирать в снегу от боли,
То я её приму... На воле!

Не даст волчонка обижать
Волчица здесь, в краю забытом.
Но сон нарушил лай собак,
И мать с тревогой осмотрелась.
Для волка то недобрый знак.
Волчонка ей спасти хотелось.
Его схватила она в пасть,
И в глубь тайги она бежала.
Но вот еще одна напасть -
Она его не удержала.
Малыш, упав в снег, заскулил.
И человек с ружьем нагнал...
Волчица выбилась из сил...
Но показала злой оскал.
И грянул выстрел, мать лежит
В крови, рычит, смотря на сына.
А он по снегу к ней бежит...
На век в глазах эта картина.
Малыш волчице лижет нос,
А та глаза уж закрывает.
И смотрит он, скуля до слез,
Как его мама умирает...
Подрос волчонок, погрубел...
Глаза разъедены слезами.
Но край забытый на земле
И мать во сне перед глазами.
И лишь когда луна взойдет,
Он подойдет к решетке ржавой,
И воем душу разорвет...
Ведь волк в неволе погибает.